Глава первая. ПРОБУЖДЕНИЕ.

Бескрайний простор северных земель раскинулся на многие недели пути, хотя сюда забредали редко, если не сказать НИКОГДА, настолько давно нога живого касалась этой земли, едва ли не вечно покрытой слоем девственно-белого снега. Великий лес, иначе язык и не поворачивался назвать это сборище древесных исполинов пронизывающих, верхушками своих стволов, облака, что размеренно плывут по хрустальному своду неба. Далекий мир, древний мир… Он хранит много тайн и загадок в своих недрах, недоступных людскому взору. Много смельчаков бросали вызов его молчаливым древесным бастионам, да так и сгинули неведомо куда, растворившись в великих тайнах земли прошлого. Здесь в морозном воздухе, жила тонкая, едва уловимая смертным искра волшбы, столь древней, что ныне вряд ли найдется язык способный дать ей имя. И именно она, некогда посеянная рукой великих, хранила этот край от разорения и людской орды, которой казалось, не будет конца и она заселит, даже великие ледники, что подпирали небесный престол богов. Здесь вечно царил покой… и именно здесь я нашел свой последний приют! Широкая поляна, окруженная темным сосновым бором, покоила в своем чреве-могильнике мое тело… и мой дух… Многие века назад я обрел, как казалось тогда, вечный покой и свободу, покинув молодой мир, тогда еще почти диких, людей, добровольно ступив в хладные стены гробницы и забылся сном… вечным сном…

***

По бледным щекам текут крупные слезы, омывая веснушчатое лицо. В глубоких, как озера серых глазах немая мольба, которая сменила смертный ужас, терзающий душу… Смешные косички, цвета выгоревшей на солнце соломы.
- Не надо… пожалуйста… не надо… - уже тихие всхлипы, без надежды, на спасение… просто говорит, чтобы слышал, чтобы знал… по привычке.
Пьянящая душу свобода и вера во вседозволенность. Она в моей власти, и больше я играть, не намерен, ее причитания и глупые мольбы, давно не греют душу и наскучили! Злой смех. Вспышка алее края закатного неба! Все тонет в неге насыщения… И тут же в душу закрадывается тоска и боль, разрывающая, едва бьющееся сердце, заставляя стонать от бессилия.

***

- Подцепите плиту крючьями! ЖИВЕЕ Я СКАЗАЛА!!! ЖИВЕЕ… - глухой надменный женский голос, с ядовитыми нотками, вспорол могильную тишину.
- Пани, так куды нам спешить, поди, не пожар… - ответил женщине грубый мужицкий бас с хрипотцой.
И вдруг все голоса померкли, потонув в яростном горячем вихре, захлестнувшей разум мысли – Я НЕ СПЛЮ!!! А вслед за мыслью пришло и ощущение тела. Конвульсия, наполненная через край болью, согнуло меня пополам, заставив забиться в судорогах. Холод, так давно позабытый в сладких грезах сна, ворвался в мою душу, надрывно хохоча над моими муками. Я снова жив! ЖИВ!!! И снова приступ боли, заставивший погаснуть разум, заставивший все мое человеческое существо сжаться… СВЕТ! Никогда еще я не испытывал ничего подобного, тысячи раскаленных спиц вонзились в мои глазницы, когда тяжелая плита, вытесанная из дикой скальной породы, служащая крышей моей усыпальницы, пошла в сторону. О БОГИ, небо такое хмурое и серое… такое… Свежий воздух, исполненный морозных искр ворвался в мой склеп, наполняя грудь дыханием вечной зимы… Я ЖИВ!!! …жив…
- Запалите факелы! Сухий, готовь веревки… живее!!!
Рядом со мной, расплескав сноп искр, рухнуло древко факела, вырвав из угольной тьмы очертания моего тела.
- Матерь Мира! Там живой кто-то… - почти сорвавшийся на истерический визг мужик отпрянул от края. Его тело рухнуло рядом с факелом… Лицом к лицу. На меня смотрели закатившиеся бельма не закрывшихся глаз, с грубого, заросшего густой бородой лица, которое рассекала глубокая сабельная рана. Кровь, алой струйкой обильно сочилась по лицу… КРОВЬ!!! Злой хохот сотряс стены разрытого кургана. Ему вторил волчий вой далеко за границей проклятых земель. Дюжины волчьих глоток надрывались сейчас приветствуя мое пробуждение. Резкий взмах… прыжок! И бескрайний простор неба снова над моей головой, босые ступни холодит оскверненный копытами лошадей снег. И только где-то там за спиной остался уютный провал в черный зев усыпальницы. Сладко повело шею, тело, давно позабывшее про движение, снова жило, студеный воздух, прогретый моим дыханием, с хрипом вырывался из горла облачком пара!
Они стояли и смотрели на меня разинув рты. Лица перекошены ужасом и животным страхом, неморгающие глаза вперены в меня и готовы вот-вот выскочить из глазниц. И только ОНА не испытывала страха, лишь тени разочарования и недовольства блуждали по ее лицу, узкие губы презрительном поджаты, будто увидела что-то гадостливое, вроде мухи в миске супа. Высокая, статная, закованная в тяжелый латный доспех девушка, почти еще ребенок, если судить по лицу, недовольно сплюнула в снег. Как по команде ее подручные, побросав нехитрый скарб, рванулись в лес. Мужичье, чего еще от них ждать?! Их страх хлестал мое сознание теплыми волнами наслаждения. Я вновь засмеялся, лошади, обезумевшие от ужаса, захрипели, протащив могильную плиту в которую были впряжены, еще добрых сотню шагов. И только ОНА не дрогнув смотрела на меня, столько презрения, столько брезгливости… Горячая, обжигающая каждый сосуд тела кровь неслась по моим жилам. Я шел к ней неспешно, на что она рассчитывала, тревожа мой покой, пришло время платить, на моем лице заиграла довольная ухмылка, клыки, оттопырив верхнюю губу, вновь показали себя. Как бы нехотя моя противница хлопнула в ладоши, изобразив скучающее выражение на лице. ПЛАМЯ!!! БОЛЬ!!! Огненный вихрь обвил меня, подминая в свое ненасытное жерло, затрещали волосы на голове, глаза заполнила ни с чем несравнимая боль! Я ГОРЕЛ! Искры пламени въедались под кожу, жаля, как пчелиный рой. Огонь рвался внутрь. РАЗОРВАТЬ, РАСТОПТАТЬ… обратить меня горстью пепла! Сознание гасло… ЛИШЬ БОЛЬ!!! Я умирал, теперь уже это был не затянувшийся на века сон, в мои глаза смотрела сама Хозяйка Бездны, я чувствовал ее горячее дыхание на своем лице… НЕТ!!! Не так и не сейчас!!! НЕТ! Мой вопль подхватил студеный ветер, разметав его в клочья над сосновым бором, над поляной, впитав его в себя став его частью… Холод, живущий в его морозном дыхании, что брал начало высоко под облаками, ответил!!! Зашипев дикой кошкой, пламя опало. Я выпрямился во весь рост, по собачьи стряхнув с себя остатки колдовского огня.
Моя соперница, все так же смотрела на меня, разве что, во взгляде добавилось больше уважения. Деловито пожав плечами мол «что тут поделаешь», она выхватила из ножен саблю, на которой еще виднелись пятна крови убитого ею холуя. Маленький круглый щит, сверкающий в скупых лучах зимнего солнца, подхваченный легкой ручкой, привычно скрыл Ее. Мы сошлись лицом к лицу… клыки и когти против булатной стали! Первый же удар ее сабли нашел цель, вспоров мое плечо, тело щита тут же глухо ухнуло по голове, едва не повалив меня на колени. Рывок! Обхватив за талию, я повалил ее в снег, подминая под себя, сабля, пробив мою грудь, показа свое жало из голой спины… РЫВОК! Глаза полные удивления воззрились на меня, когда Ее незащищенную шею пронзили клыки. Кровь тяжелой струей ударила в мой рот, приятно окутав небу своим теплом, ее кисловато-медный аромат кружил голову. Все еще трепыхающееся подо мной тело обмякло. Шатаясь, я встал на одно колено, ухватив рукоять торчащей из груди сабли, одним рывком выдрав ее жало из своей плоти. Больше Она не смотрела на меня, ее взгляд терялся в круче низких облаков… взгляд полный удивления заполнил безжизненные глаза чародейки, по бледнеющей щеке скатилась горючая слеза боли. Она нашла свою судьбу!
Оторвав взгляд от ее тела, я заглянул в сверкающий щит, лучшего зеркала даже представить себе было трудно. По ту строну полированной стали на меня смотрела тварь, поражающая своей безобразностью… На почти голом теле, болтались истлевшие ошметки льняных одежд, череп обтянутый сухой желтой кожей (язык не поворачивался назвать это головой) лишен волос и бровей, канувший в колдовском огне, по заостренному подбородку из узкого рта стекают струйки алой крови, белоснежные клыки выпирают из-под нижней губы... ТВАРЬ! Запрокинув морду я взвыл… взвыл по волчьи! То от чего я бежал случилось вновь… Жизнь вернулась в мое тело… жизнь! Вой! Мне отвечали мои братья, волки там… далеко за горизонтом они вторили моей песни отчаяния, надрывая охрипшие глотки. Вой разнесся далеко окрест… над поляной моего сна… над сосновым бором… над северной землей… над огромным тотемным столбом, врытым в мерзлую землю многие века назад, возле моей усыпальницы, на выщербленном временем камне красовалась оскаленная волчья морда…

Глава пятая. ПРЕСТУПНИК. КОНЕЦ ИГРЫ.
«…Я не хочу ни за что отвечать
Просто забыть или просто не знать
Но если кто-то завтра умрет на кресте
Я буду бояться, что это мой сын…»

NAU «Непорочное зачатие»

Мягкая прохлада вперемешку с теплом закатного солнца, пропитала собой легкий весенний ветерок, пришедший с юга вместе со стаями перелетных птиц. Неспешно будто нехотя по небу тянулась нескончаемая вереница перистых облаков, чистых как лебединый пух… Тишина и умиротворение. Трепеща на ветру ветви ясеня, тянулись вслед за уходящим солнцем, на недавно еще голых ветвях набухли почки, готовые вот-вот обернутся зеленью листвы. Воздух чистый до хрустального звона, заполнял легкие ароматом свежести и жизни. Тьма, как же прекрасно жить! Восторг и счастье…
Я стоял на балконе и радовался пришедшей весне, как ребенок, казалось, все закончилось, ушло… как дурной сон и кошмар, растворилось в зимних сумерках… Строгий, без излишеств черный камзол, расстегнут едва ли не на половину, обнажая бледную грудь и уже почти зарубцевавшийся обручальный шрам. Стылый ветерок, приятно ласкал обнаженную плоть. Хотелось смеяться. Прищурив глаза, я смотрел на солнце, бледно-алый диск уже до половины утонул в вязкой черте горизонта…
Деловитое покашливание за спиной. Нехотя, разрывая очарование тишины и покоя, я развернулся к своему гостю. Дариан уже сидел в моем кресле, потягивая из ажурного хрустального бокала густую багровую жидкость «волчью кровь».
- Может, присядешь, Моандор?! – к нахальному тону древнего и его выходкам, я привык давно, к счастью, подобную манеру поведения тот демонстрировал только когда мы были наедине.
Пожав плечами, я опустился в гостевое кресло напротив, настроение располагало к игре.
- Выпьешь?! – в голосе древнего скользнула насмешка.
Ответить мне не дали, распахнув дверь настежь, в кабинет влетел Кира… мой сын. Месяц назад ему исполнилось четыре. В больших детских глазах горел озорной огонь, пух ниспадающих на плечи русых волос, тронул ветер, пробужденный сквозняком.
- Дедушка!!! ДЕДУШКА!!! – закричал Кира и с разбега прыгнул на колени Дарина… и лишь, потом заметил меня. Соскочив с колен «деда», он церемонно склонил голову, потупил взгляд и произнес не по-детски серьезным голосом: - Отец, я рад Вас приветствовать!
Хорошее настроение ушло вместе с теплом, надрывно скрипнув, балконная дверь распахнулась настежь под напором морозного ветра, тонкое стекло, треснув, осыпало ковер тысячами мелких осколков. Все силы ушли на то чтобы совладать с собой, ответить их уже не хватило, и я лишь кивнул.
Испуганно прижавшись к деду, Кира, смотрел на меня маленьким волчонком.
- Ну, чего ты маленький?! Чего испугался?! – Дариан провел рукой по волосам «внукам», сладко зевнув, малыш уснул, свернувшись калачиком на широких коленях древнего. – Моандор, об этом я и хотел с тобой поговорить…
Тупая, глухая злость заполнила сознание:
- Дариан, не лезь в мою жизнь! Я живу, так как могу, и не надо мне, указывать… - в который раз сегодня я не смог договорить, горло перехватило, я чувствовал, как его стиснули стальные пальцы, а Дариан, даже не шевельнул бровью.
- Ты не живешь, упрямый мальчишка!!! Ты умираешь!!! Эгоист… Посмотри – твой родной сын, боится тебя! А Хелена?! Когда последний раз ты видел свою жену, а ведь ты дома уже два дня?!
Я захрипел, попытавшись разжать невидимые пальцы… тщетно.
- А я видел ее только что! Она как призрак, как тень бродит по поместью без цели… только бы не встретится с тобой! Ты не просто умираешь, ты убиваешь и ее… и своего сына! Твой Дом умирает и исключительно по твоей милости! Опомнись!!! Хватит жить прошлым! Хватит!!! Иди и обними жену, скажи, что любишь ее, приласкай сына… СЫНА, а не волчонка!!! Хватит, Моандор, все должно иметь разумный предел! Я воспитывал тебя, когда «ушел» твой отец, возможно, я ошибся, где-то дав тебе слишком много воли, и я не хочу растить еще и твоего сына… при живом отце!
Стальная хватка ослабла, растирая горло руками, я захрипел, падая на колени, слезы горечи и обиды, залили глаза.
- Я служу Клану, - едва выдавливая из себя слова, я говорил чужим, глухим голосом, - Война не окончена, слишком много НЕЧИСТЫХ еще топчет НАШУ землю…
- Оставь эти слова для придворных дур! Я знаю, может даже лучше чем ты, что ты ищешь в бою… Смерть! Конечно, ведь у самого смелости не хватает наложить на себя руки! А, знаешь ли, я уже серьезно, начинаю думать, что это выход!
Захрипев, я замотал головой, все еще стоя на коленях.
Стук в дверь! Четкий и пронзительный. Приоткрыв дверь лишь до половины в кабинет, невесомой походкой, вплыла Хелена… Некогда детское лицо, обрамлял все тот же пух солнечных волос, блеклые зеленые глаза смотрели сквозь меня:
- Супруг, Вас желают видеть гости! Прибыли послы дома Картан... – бесцветный голос, как нельзя лучше подходил к этим прозрачным глазам, в которых отчаянием полыхали слезы, готовые вот-вот сорваться с пышных ресниц.
Заметив, спящего на коленях древнего, Кира, всплеснув руками, Хелена бросилась к нему, подхватила на руки и вышла в коридор.
- Иди за ней, дурак! – слова Дарина, подхлестнули сознание, чувство вины, навалилось на сердце, подавляя гнев. Вскочил на ноги и выбежал в коридор, одного прикосновения к обнаженному плечу супруги хватило, чтобы она испуганно обернулась.
- Хелена… - слова давались с трудом, и пораненное горло уже не было тому виной. – Хелена, просто меня… я виноват… я все понимаю!
В бесцветных глазах, блеснули морозные искры гнева, только голос, такой же сухой, холодный и официальный:
- О чем вы, супруг?! Все хорошо. Мы счастливы с сыном.
На этом ее силы иссякли, и она разрыдалась, в голос… сильнее прижав к себе Кира, она, почти срываясь на бег, скрылась за дверью своей спальни.
А я так и стоял в коридоре. Смятая, как клочок ненужного пергамента, душа трепетала на ледяном ветру… Страх! А ведь я сейчас ничего не чувствую, абсолютного ничего, только холод и безразличие. Гобелен на стене покрылся коркой инея и рухнул на пол, не выдержали мороза тонкие кожаные шнуры, на которых он висел.

***

К официальной встрече гостей, я не мог не выйти, хотя сказать, что я не хотел этого, значит не сказать ничего. Хотелось только одного, побыстрее покинуть, этот мертвый дом, населенный призраками. Дариан был прав, прав как всегда… я не просто умирал сам, я убивал всех вокруг себя, всех кто посмел приблизиться ко мне и тронуть струны сердца. Только вот они гибли быстро, а я по какому-то недоразумению продолжать умирать слишком долго. Всего лишь две недели назад, я думал, что пришло избавление – тяжелая бронебойная стрела с отравленным жалом пробила стальной заговоренный нагрудник, и вошла в сердце, заставив его замереть на целых два часа. Я уже видел Ее руки на своих плечах, чувствовал вкус Ее губ и аромат волос. Лихорадка прошла также быстро, как и жизнь НЕЧИСТОГО пустившего стрелу. Я жил! Снова жил… Тьма, почему так?!
Парадный бархатный камзол с золотыми застежками, который я так ненавидел, висел на спинке кресла ворохом бесформенного тряпья. Как и всегда высокий, но слишком уж узкий, ворот врезался в горло, и без того болевшее после беседы с Дарианом. Парадный палаш, холодом стали, прильнул к левому бедру, его изукрашенная гагатом гарда холодным светом поблескивала в блеклом свете одинокой свечи. Ненавижу…
Всего лишь сотня шагов, по коридору и с два десятка по винтовой лестнице и вот он парадный зал, за которым такой родной и уютный кабинет. Хотя, сегодня вряд ли удастся улизнуть со встречи. Немного повременив, собираясь с духом, я распахнул створки двери. Как и всегда в этот момент умерли все беседы, глава Дома, прибыл на торжество. Не удостоив взглядом соседей, слетевшихся, как воронье на очередной бал с бесплатным угощением, я, шествуя с высоко поднятой головой, направился к посольству. Дом Картан отличался от всех остальных, лишь тем, что я ничего не слышал о нем ранее. Тревога, необъяснимая, поглотила сознание, дышать стало трудно. Проклятый камзол!
Они, как и подобает гостям стояли у противоположной от входа стены, склонившийся в глубоком уважительном поклоне. Хлопнув в ладоши, я позволил им выпрямится, секунды и… Я отпрял от гостей, как от пламени. Девушка стоявшая ближе всех, со знаками главы посольства на платье, ехидно улыбалась мне, обнажая клыки… Тьма всеблагая!!! КТО ЖЕ ТЫ???!!! С детского лица на меня смотрели МОИ глаза, только вот это самое лицо… Лицо которое я никогда не забуду… ЕЕ ЛИЦО!!! Бледная кожа, и едва заметные веснушки, волосы цвета выгоревшей на солнце пшеницы…
Глухой стук оборвал мои размышления, оставшиеся представители посольства рухнули на пол, бесформенными тряпичными куклами, в нос ударил резкий тлетворный запах разложения. Они были мертвы и уже давно! Ветер, рванул ставни, в миг, сорвав их из гнезд, щепки и куски досок брызнули во все стороны. В истерике завопил чей-то женский голос, в момент, подхваченный оставшимися гостями. Суета и паника, беготня и страх, ужас… Только вот я не видел всего этого! Я видел лишь ее лицо…
- Здравствуй… папа! – последнее слово она произнесла с особым нажимом.
Говорить я не мог, рука медленно поднялась… всего лишь два шага отделяло меня от дочери, улыбка, в которую я вложил всю нежность, которую так долго загонял в звериное нутро ярости, тронула мои сухие губы. Моя дочь! Я сделал первый шаг… Вой отраженный от глухих стен, рванул сознание, краем глаза я увидел, картину, которая минуту назад повергла бы меня в ужас, но не сейчас – Хелена кричала в голос, распростершись на холодном мраморном полу, заходясь в вое, а рядом с ней в луже крови лежал… Кира. Узкая деревянная щепка навылет пробила детскую голову. Но это был лишь миг. Я шел к своей дочери! А она с испугом смотрела на меня. Не знаю, чего она ждала, но я шел к ней… шел! Шаг! Моя рука, такая холодная и большая, коснулась ее щеки, отбросив назад непослушную прядь. Нежность, затопила мое сердце, впервые за столько лет, я был счастлив. Счастлив, и больше ничто в этой жизни, или смерти меня не могло остановить. Как раньше Дариан, я коснулся волос моей дочери, с губ сорвалось простое детское заклятье морозного сна, окутав сознание девочки, все ее помыслы о мести и недоумении отошли в глубь сна, и мягко опустившись в мои руки, она уснула.

***

Я сидел в своем кабинете и смотрел на белый потолок, замысловатая игра теней и света отражалась на нем. Улыбаясь неизвестно чему, я заплакал, и впервые за многие годы – это были слезы радости, возможно, я повредился рассудком, и безумство властвовало надо мной… но я был счастлив. Реальность отвернула от меня свою грубую и жестокую сторону. Я не видел смерти своего сына, лишь существование дочери. Моей дочери!!! Сейчас она спала в гостиной комнате, свернувшись калачиком на холодных шелковых простынях. Я все ни как не мог решиться отойти от нее, и часа два сидел и до боли всматривался в родные черты лица…. самого родного на свете лица! Лица той, которую я убил! Но и это сейчас не имело для меня значения… главное – у меня есть дочь! МОЯ ДОЧЬ! Теперь все изменится!
Скрипнула дверь и в кабинет, едва держась на ногах, ввалился Дариан. Древнего трудно было узнать: на некогда угольно черной мантии зияли прорехи, а местами ее покрывала густая коричневая корка, из раны на виске сочилась темная кровь, заливая бледное лицо. Сейчас Дарина действительно можно было назвать древним, морщины умело скрытые в повседневной жизни, обильно показали себя свету сейчас. Тяжело вздохнув, он опустился в кресло.
- Ты доволен?! – скорее уточняя, чем, спрашивая, обратился ко мне древний.
Я кивнул.
- А ты осознаешь, что только что погиб твой сын?!
- Такова жизнь! Тьма дала мне его, Тьма отняла!
Скривившись, Дариан покачал головой.
- Она… Она не такая как МЫ, надеюсь ты это заметил?!
Я с немым вопросом воззрился на древнего.
- Посольство… Она ведь заставила их жить, после того как убила… Это магия. Не наша Магия… Человеческая!
Я пожал плечами, мне было все равно.
- Она опасна и нам придется от нее избавится… хмм-мм-м… - Древний поперхнулся своими словами, столкнувшись с моим взглядом, на его лице впервые за все время нашего знакомства отразился страх. Едва совладав с собой, он продолжил. – Поздно, Моандор, слишком поздно… - и покачал головой.
Мне не было дела до его болтовни, слишком долго я ждал этого момента, чтобы обращать внимание на какого-то старика.
Нагло и бесцеремонно распахнулась дверь, на пороге кабинета стояли двое – братья Фартэ, мои старые знакомые и соседи. Будто не замечая меня, они подошли к Дариану, к его ногам рухнул увесистый холщовый мешок. Древний поежился, кутаясь в мантию, толкнув ногой, мешок ко мне, он заглянул в мои глаза, виноватая ухмылка тронула сухие губы:
- Я не хотел этого… но так будет лучше для тебя и Клана!
Тревога нарастающей волной хлынула в душу, и мороз, затопивший комнату, был ее отражением. Негнущимися пальцами я распустил шнурок. Братья Фартэ потупили взгляд. Дариан отвернулся. Моя рука скользнула в мешок… липка и вязка жижа, коснулась моих пальцев, в ужасе я извлек на свет одинокой свечи страшное содержимое мешка. Ближайшая ко мне стена треснула, ее рассекла огромная почти в руку толщиной трещина, скованная по краям коркой инея. В своей руке я держал голову моей дочери. Я отказывался верить в происходящее, так не могло быть… так не могло! Последним что я почувствовал, была боль, клыки рассекли нижнюю губу, насквозь прошив ее… последнее, что я видел, было искаженное ужасом лицо Древнего,… а потом тьма и забвение.

***

Не знаю, сколько прошло времени… не знаю, как долго меня не было. Ныла разорванная губа и затекшая спина, а еще было очень холодно и казалось холод идет из самой души. Едва разлепив глаза, я различил толпу, в ужасе отпрянувшую от дверей с диким вздохом, когда я взглянул на них. Боль, пронзила все тело, стоило лишь шелохнутся. Дико вращая глазами, я смотрел по сторонам. Тьма все благая, что здесь случилось?! Стены кабинета с которых содрали обивку были обильно забрызганы кровью, а всего в шаге от меня бесформенной грудой мяса лежали братья Фартэ, скомканные, сломанные… куча костей и мяса. Превозмогая тошноту и дикую боль, я поднялся на локтях, толпа в коридоре зароптала, так и не решаясь, приблизится. Встать на ноги я так и не смог, зато смог увидеть Дарина. Его тело было прибито почти под самым потолком. Массивная ножка стола пробила его грудь насквозь, застряв в стене, горло древнего было разорвано крестом… только вот крови не было! Его крови! … на нем! Она была на мне! Тьма!!! Всем телом я содрогнулся в ужасе!!! Это сделал я… а еще моя дочь мертва! Едва пришедшее сознание, вновь кануло в желанный мрак забвения.

***

Веки, кажется, слишком тяжелые, чтобы их было поднять моими силами, все же поддались, отвергая тьму сна. Холод, неустанно терзающий даже в беспамятстве мое тело, стал реальным, воплотившись в завывающий ветер. Тишина. Как на кладбище. Ощущение тела, как и сознания, вернулись слишком быстро. Израненное тело изогнулось в конвульсии, вслед за болью пришла и сама реальность. Неотрывно на меня смотрели около пяти сотен испуганных глаз. Смотрели… Высоко вздымаясь над толпой, заполнявшей собой большую городскую площадь, стоял деревянный помост в центре, которого находился я, распятый меж двух широких бревен. Мои губы были сшиты вместе, как и подобает преступнику, вкусившему кровь собрата, а руки закованы в кандалы, которые были высоко вздернуты над головой, голые ступни не касались помоста. Из одежды на мне была лишь изодранная в тряпье льняная рубаха и простые холщовые штаны. Порог боли давно был пройден, душа, и тело больше не могли кричать, они тихо умирали. А над моей головой полыхал закат. Закат, который я так любил, закат который сейчас отражался в глазах изголодавшейся по кровавым зрелищам толпе. Нет, я не мог их ненавидеть. Виной всему случившемуся был я и только я! А теперь пришло время платить за все… за убитую любовь… за искореженные жизни… за предательство…
А толпа стояла и смотрела, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. Они смотрели, и в их взглядах была лишь укоризна. Мне было все равно…
Отделившись от толпы, ко мне приблизилась гигантская фигура, почти два человеческих роста. Когда тяжелые ступни коснулись помоста, тяжелые дубовые доски затрещали под весом огромного тела, угрожая, проломится. Широкий капюшон, простого балахона из мешковины, скрывал от меня лицо гиганта. Он подошел вплотную и приподнял мой подбородок, упершись в его основание огромным пальцем, и от этого прикосновения в мгновение ока по телу разлилось живительное тело, заполняя собой каждый сосуд.
- Эх, Моандор-Моандор… - так журит отец провинившегося сына. – Глупый-Глупый, малыш, ну что ты натворил?! – и гигант покачал головой. Почему-то хотелось скулить по щенячьи прижавшись к его ногам, вымаливая прощение.
- А ведь я так верил в тебя… верил и знал, что ты станешь Древним, придя на смену Дариану! Но, сделанного уже не воротишь… - незнакомец коснулся моего плеча, и вмиг боль, терзающая все тело, отступила, уступив место решимости – будь, что будет! Я преступник, я отвечу за содеянное, а они уже ответили за все… ну вот, и заканчивается моя жизнь. На конец таки заканчивается! Как же долго я этого ждал как долго! И вновь мир вокруг меня сгинул в водовороте безразличия…
- Вернись! – гневный оклик, полный укоризны резанул слух, обрывая полет. – Еще не время!
Рядом с гигантом, благоговейно трепеща, встал низенький сухой судья, хотя возможно низеньким он казался лишь в контрасте с незнакомцем. Развернув тяжелый свиток, он начал читать:
- Моандор Валенсий Рон, сын Валенсия Рона Трэда, сына Рона Трэда Валия, сына Трэда Валия Кора…
Помпезность и напыщенность моей казни, могло вызвать лишь улыбку, и именно так я бы и поступил, но, к сожалению, зашитый рот к этому не располагал. А судья все читал и читал:
- … сына Сарэка, сына… - и тут он запнулся, бросив испуганный взгляд на гиганта, и лишь секунд через тридцать проглотив комок в горле, сдавленным голосом произнес – сына ПЕРВОГО!
Похолодевшее сердце едва не разорвалось! Таинственный гость, улыбнулся, из-под капюшона блеснули огромные клыки. Тьма первозданная! ЖИВОЙ БОГ, почтил меня своим присутствием. А он смотрел в мои глаза, и мне казалось, что лишь я вижу их. Он говорил со мной… говорил без слов.
«Скоро я уйду, Ночной мир падет, падут Дома и Кланы… падут сами устоит мира! Новая заря уже окрашивает горизонт кровью. Мир, в котором ты жил, рухнул… и ты от части виной тому! Тебе предстоит странствие... только не бойся! Я буду с тобой и поведу… Для нас все закончилось, а для тебя только начинается! Мы больше не увидимся, прощай… сын!»
- Итак, - продолжил судья, - Моандор Валенсий Рон, глава дома Сарэка, за нарушение шестой заповеди, вы приговариваетесь… - вновь поперхнулся. – Вы приговариваетесь к морозному сну! Срок не имеет границ, а приговор обжалованию не подлежит!
Удивиться я не успел, из толпы вышел палач… старый барон глава дома Монтей… мой тесть! Тяжелое жало пропитанного ядом стального кола, пронзило мою грудь насквозь, в который раз, мое сердце замерло. С садистским урчанием барон поднажал на рукоять, и спрятанные в теле кола лезвия со скрежетом рассекли мою грудь, вонзаясь в кость. Боль, которую нельзя описать пронзила все мое естество, казалось каждый сосуд и нерв в моем теле сейчас взорвались изнутри. Разорвав нити швов, я взвыл! Взвыл, как воют мои братья-волки! И они ответили мне… там за крепостной стеной из серого камня! Они звали меня за собой, принимая часть боли на себя… звали… Ропот прошел по толпе.
ПЕРВЫЙ подошел вновь и накрыл мои веки своими пальцами. И вдруг все закончилось. Закончилась боль плоти и души, стало легко и тепло… я почувствовал, что больше ничто не держит меня здесь. Легко! О ТЬМА, КАК ЖЕ ЛЕГКО! Я поднимался над помостом, в высь серых облаков навстречу закату, с холодным безразличием рассматривая свое растерзанное тело… Я видел, каждый мелочную черточку греха собравшихся на площади! Я видел все и знал все! Только вот мне уже не было до этого дела… Я видел, как, вернувшись, домой Хелена, закрывшись у себя в комнате, приняла яд. Она умирала долго – целую неделю, ее тело терзала лихорадка. Я видел, как сжигали мой дом… я видел. Видел, как прошла эра Ночного Мира, и как она началась… я видел! А вот в темноте угольной шахты сознания блеснуло окно, за которым меня ждали, и я смело шагнул навстречу, тем, кто так давно ждал меня… Они были там, далеко за горизонтом ночного неба, там, где заканчивается звездный полог. Объятия женщины, которая любила меня, и которую любил я… объятия моей дочери… они ждали меня. Их светлые лица и теплые руки тянулись ко мне. Я иду! Я буду с вами!!! Я чувствовал, прикосновения их света, я чувствовал, что они простили и любят меня… еще шаг, и я буду с ними на веки! БОЛЬ!!! И вновь тяжесть тела и греха подавили свет… я начал падать! От ветра засвистело в ушах. Падать!!! Не хочу!!! Единый миг и тьма, последовавшая за картиной бескрайнего заснеженного леса… сон и холод…
Сон…