Глава первая. ПРОБУЖДЕНИЕ.

Бескрайний простор северных земель раскинулся на многие недели пути, хотя сюда забредали редко, если не сказать НИКОГДА, настолько давно нога живого касалась этой земли, едва ли не вечно покрытой слоем девственно-белого снега. Великий лес, иначе язык и не поворачивался назвать это сборище древесных исполинов пронизывающих, верхушками своих стволов, облака, что размеренно плывут по хрустальному своду неба. Далекий мир, древний мир… Он хранит много тайн и загадок в своих недрах, недоступных людскому взору. Много смельчаков бросали вызов его молчаливым древесным бастионам, да так и сгинули неведомо куда, растворившись в великих тайнах земли прошлого. Здесь в морозном воздухе, жила тонкая, едва уловимая смертным искра волшбы, столь древней, что ныне вряд ли найдется язык способный дать ей имя. И именно она, некогда посеянная рукой великих, хранила этот край от разорения и людской орды, которой казалось, не будет конца и она заселит, даже великие ледники, что подпирали небесный престол богов. Здесь вечно царил покой… и именно здесь я нашел свой последний приют! Широкая поляна, окруженная темным сосновым бором, покоила в своем чреве-могильнике мое тело… и мой дух… Многие века назад я обрел, как казалось тогда, вечный покой и свободу, покинув молодой мир, тогда еще почти диких, людей, добровольно ступив в хладные стены гробницы и забылся сном… вечным сном…

***

По бледным щекам текут крупные слезы, омывая веснушчатое лицо. В глубоких, как озера серых глазах немая мольба, которая сменила смертный ужас, терзающий душу… Смешные косички, цвета выгоревшей на солнце соломы.
- Не надо… пожалуйста… не надо… - уже тихие всхлипы, без надежды, на спасение… просто говорит, чтобы слышал, чтобы знал… по привычке.
Пьянящая душу свобода и вера во вседозволенность. Она в моей власти, и больше я играть, не намерен, ее причитания и глупые мольбы, давно не греют душу и наскучили! Злой смех. Вспышка алее края закатного неба! Все тонет в неге насыщения… И тут же в душу закрадывается тоска и боль, разрывающая, едва бьющееся сердце, заставляя стонать от бессилия.

***

- Подцепите плиту крючьями! ЖИВЕЕ Я СКАЗАЛА!!! ЖИВЕЕ… - глухой надменный женский голос, с ядовитыми нотками, вспорол могильную тишину.
- Пани, так куды нам спешить, поди, не пожар… - ответил женщине грубый мужицкий бас с хрипотцой.
И вдруг все голоса померкли, потонув в яростном горячем вихре, захлестнувшей разум мысли – Я НЕ СПЛЮ!!! А вслед за мыслью пришло и ощущение тела. Конвульсия, наполненная через край болью, согнуло меня пополам, заставив забиться в судорогах. Холод, так давно позабытый в сладких грезах сна, ворвался в мою душу, надрывно хохоча над моими муками. Я снова жив! ЖИВ!!! И снова приступ боли, заставивший погаснуть разум, заставивший все мое человеческое существо сжаться… СВЕТ! Никогда еще я не испытывал ничего подобного, тысячи раскаленных спиц вонзились в мои глазницы, когда тяжелая плита, вытесанная из дикой скальной породы, служащая крышей моей усыпальницы, пошла в сторону. О БОГИ, небо такое хмурое и серое… такое… Свежий воздух, исполненный морозных искр ворвался в мой склеп, наполняя грудь дыханием вечной зимы… Я ЖИВ!!! …жив…
- Запалите факелы! Сухий, готовь веревки… живее!!!
Рядом со мной, расплескав сноп искр, рухнуло древко факела, вырвав из угольной тьмы очертания моего тела.
- Матерь Мира! Там живой кто-то… - почти сорвавшийся на истерический визг мужик отпрянул от края. Его тело рухнуло рядом с факелом… Лицом к лицу. На меня смотрели закатившиеся бельма не закрывшихся глаз, с грубого, заросшего густой бородой лица, которое рассекала глубокая сабельная рана. Кровь, алой струйкой обильно сочилась по лицу… КРОВЬ!!! Злой хохот сотряс стены разрытого кургана. Ему вторил волчий вой далеко за границей проклятых земель. Дюжины волчьих глоток надрывались сейчас приветствуя мое пробуждение. Резкий взмах… прыжок! И бескрайний простор неба снова над моей головой, босые ступни холодит оскверненный копытами лошадей снег. И только где-то там за спиной остался уютный провал в черный зев усыпальницы. Сладко повело шею, тело, давно позабывшее про движение, снова жило, студеный воздух, прогретый моим дыханием, с хрипом вырывался из горла облачком пара!
Они стояли и смотрели на меня разинув рты. Лица перекошены ужасом и животным страхом, неморгающие глаза вперены в меня и готовы вот-вот выскочить из глазниц. И только ОНА не испытывала страха, лишь тени разочарования и недовольства блуждали по ее лицу, узкие губы презрительном поджаты, будто увидела что-то гадостливое, вроде мухи в миске супа. Высокая, статная, закованная в тяжелый латный доспех девушка, почти еще ребенок, если судить по лицу, недовольно сплюнула в снег. Как по команде ее подручные, побросав нехитрый скарб, рванулись в лес. Мужичье, чего еще от них ждать?! Их страх хлестал мое сознание теплыми волнами наслаждения. Я вновь засмеялся, лошади, обезумевшие от ужаса, захрипели, протащив могильную плиту в которую были впряжены, еще добрых сотню шагов. И только ОНА не дрогнув смотрела на меня, столько презрения, столько брезгливости… Горячая, обжигающая каждый сосуд тела кровь неслась по моим жилам. Я шел к ней неспешно, на что она рассчитывала, тревожа мой покой, пришло время платить, на моем лице заиграла довольная ухмылка, клыки, оттопырив верхнюю губу, вновь показали себя. Как бы нехотя моя противница хлопнула в ладоши, изобразив скучающее выражение на лице. ПЛАМЯ!!! БОЛЬ!!! Огненный вихрь обвил меня, подминая в свое ненасытное жерло, затрещали волосы на голове, глаза заполнила ни с чем несравнимая боль! Я ГОРЕЛ! Искры пламени въедались под кожу, жаля, как пчелиный рой. Огонь рвался внутрь. РАЗОРВАТЬ, РАСТОПТАТЬ… обратить меня горстью пепла! Сознание гасло… ЛИШЬ БОЛЬ!!! Я умирал, теперь уже это был не затянувшийся на века сон, в мои глаза смотрела сама Хозяйка Бездны, я чувствовал ее горячее дыхание на своем лице… НЕТ!!! Не так и не сейчас!!! НЕТ! Мой вопль подхватил студеный ветер, разметав его в клочья над сосновым бором, над поляной, впитав его в себя став его частью… Холод, живущий в его морозном дыхании, что брал начало высоко под облаками, ответил!!! Зашипев дикой кошкой, пламя опало. Я выпрямился во весь рост, по собачьи стряхнув с себя остатки колдовского огня.
Моя соперница, все так же смотрела на меня, разве что, во взгляде добавилось больше уважения. Деловито пожав плечами мол «что тут поделаешь», она выхватила из ножен саблю, на которой еще виднелись пятна крови убитого ею холуя. Маленький круглый щит, сверкающий в скупых лучах зимнего солнца, подхваченный легкой ручкой, привычно скрыл Ее. Мы сошлись лицом к лицу… клыки и когти против булатной стали! Первый же удар ее сабли нашел цель, вспоров мое плечо, тело щита тут же глухо ухнуло по голове, едва не повалив меня на колени. Рывок! Обхватив за талию, я повалил ее в снег, подминая под себя, сабля, пробив мою грудь, показа свое жало из голой спины… РЫВОК! Глаза полные удивления воззрились на меня, когда Ее незащищенную шею пронзили клыки. Кровь тяжелой струей ударила в мой рот, приятно окутав небу своим теплом, ее кисловато-медный аромат кружил голову. Все еще трепыхающееся подо мной тело обмякло. Шатаясь, я встал на одно колено, ухватив рукоять торчащей из груди сабли, одним рывком выдрав ее жало из своей плоти. Больше Она не смотрела на меня, ее взгляд терялся в круче низких облаков… взгляд полный удивления заполнил безжизненные глаза чародейки, по бледнеющей щеке скатилась горючая слеза боли. Она нашла свою судьбу!
Оторвав взгляд от ее тела, я заглянул в сверкающий щит, лучшего зеркала даже представить себе было трудно. По ту строну полированной стали на меня смотрела тварь, поражающая своей безобразностью… На почти голом теле, болтались истлевшие ошметки льняных одежд, череп обтянутый сухой желтой кожей (язык не поворачивался назвать это головой) лишен волос и бровей, канувший в колдовском огне, по заостренному подбородку из узкого рта стекают струйки алой крови, белоснежные клыки выпирают из-под нижней губы... ТВАРЬ! Запрокинув морду я взвыл… взвыл по волчьи! То от чего я бежал случилось вновь… Жизнь вернулась в мое тело… жизнь! Вой! Мне отвечали мои братья, волки там… далеко за горизонтом они вторили моей песни отчаяния, надрывая охрипшие глотки. Вой разнесся далеко окрест… над поляной моего сна… над сосновым бором… над северной землей… над огромным тотемным столбом, врытым в мерзлую землю многие века назад, возле моей усыпальницы, на выщербленном временем камне красовалась оскаленная волчья морда…

Глава вторая. ПАМЯТЬ О…

По угрюмому закатному небу плыли тяжелые облака цвета грязной стали, и лишь у самой кромки горизонта они окрашивались ярко-алым. Там где догорало умирающее солнце, чтобы утром вновь воскреснуть в пламени рассвета. Дикий степной ветер, надрывно завывая, рвал черные знамена, в надежде изодрать в клочья ненавистные ему тряпки на высоких древках.
Два войска стояли на расстоянии двух полетов стрелы друг от друга. Здесь и сейчас решалась судьба ночного мира. Последняя битва! И это знали все… и закованные в вороненые латы хмурые войны, которых то и было едва ли больше сотни, и их противники, больше похожие на крестьянское ополчение, вооруженные ржавыми железками, по ошибке носившими гордое звание мечей, но уж слишком много было этих железок. Слишком много… Я понимал это, но отступать было уже поздно, да и некуда. Мой мир, таким, каким я его помнил еще с детства, трещал сейчас по швам под натискам этой дикой стаи НЕЧИСТЫХ. Губы тронула ядовитая ухмылка, обнажая клыки: мой Дом первым осознал всю угрозу надвигающегося завтра и теперь первым погибнет в волне нового мира. Мира грязной погани, переставшей быть людьми! Они назвались именем Ночи, осквернив наши обычаи и жизненные устои, они растоптали наше честное имя своими грязными ногами, оскверняя саму основу ночного мира.
Сипло, вспоров степную гладь тишины, рог по ту сторону поля возвестил о переговорах. Пришпорив вороного коня, я неспешно тронулся с места, покачиваясь в седле. Одинокий луч далекого солнца скользнул по моему латному нагруднику, в последней надежде открыть миру чеканный узор, изображавший ощеренного волка. Торжественно цокая копытами, конь вышагивал по твердой как камень утоптанной тысячами ног земле.
Я почувствовал Ее еще до того, как она покинула ряды своего войска. Ненависть, адским пламенем обжигала мое сознание, подхлестывая тяжкие мысли – она пришла за мной! Ей нужен только я, она бросит в жерло войны весь мир, переплавив его в бесформенный кусок железа, но я умру. Прямо сидит на своей серой кобыле, выпрямив спину, как императрица. Тяжелый, совсем не женский доспех, покрывает ее тело, от пяток до шеи. Простой доспех, лишенный украшений и узоров, такой же серый как дождливое небо… Волосы цвета выгоревшей на солнце пшеницы развиваются по ветру, обрамляя сверх меры бледное лицо. Некогда усеянное россыпью смешных веснушек, сейчас оно представляло собой гротескную молочно-белую маску смерти. Она едва сдерживала себя, чтобы не пустить кобылу вскачь, чтобы быстрее оказаться рядом с объектом своей ненависти… со мной! И вот всего лишь десяток шагов отделяли нас. О, Тьма, кем же ты стала, моя девочка?! Кем?! В серых глазах полыхает такое море огня ненависти, что я едва сдерживаю себя, чтобы не завыть. Тишина повисла над полем, она смотрит, будто пытается убить одним взглядом, я тону в бездне ее глаз, тону в их огне… в ненависти и боли, которая и породила ее. Даже ветер, никогда не утихающий в этих землях, казалось, спрятался в глубокие щели, как хомяк, трясясь от страха. В Ее взгляде я был уже мертв, и разорван в клочья лошадьми… Никогда и ничего я так не боялся, как сейчас эту хрупкую девушку с мертвым лицом. Деловитое бесцеремонное карканье, заждавшейся пира трупоедки – вороны позволило мне разорвать оцепенение. Воронами все равно, им плевать на миры и их судьбы, умирать будут всегда, а значит, они не останутся голодны.
- А они знают, ради чего ты воюешь? – собственный голос показался каким-то чужим, чересчур сиплым и неуверенным.
- А им плевать! – надменный звонкий голос – Они хотят крови, а повод добыть ее значения не имеет… и цена тоже – добавила она, немного помедлив.
- Они ведь просто звери! Ты же не такая!!!
Ядовитая ухмылка, почти как моя собственная и даже клыки едва ли уступают в длине, а ведь она младше меня… и на много.
- Они звери, не больше чем ты человек! Или я одна из вас…
- Одумайся…
- Не о чем говорить! – она повела рукой, - Все это пустой разговор! Я никогда не отступлюсь от своего… сегодня ты умрешь…
Резко развернув кобылу, она вскинула над головой огромный для ее ручки черный меч. Искры голубого пламени заструились по его лезвию. Дикая орда яростно взывала, потрясая оружием. Они приветствовали выбор своей королевы – бой! И вновь развернувшись, она заглянула в мои глаза. Все давно решено, и я принимаю бой! Мягко прошелестев мой меч, покинул свои ножны, как и многие века назад, он впился в ладонь острыми лезвиями на рукояти, поглощая чистую кровь Истинного. Довольные красные всполохи заструились по клинку, пробуждая его ото сна… Боль по самое плечо пронзила руку, но такова плата за мощь. Тяжко громыхнув металлом доспех, войны моего Дома сомкнули ряды. На угрюмых суровых лицах играли красные тени закатного солнца, они знали, что сегодня видят, этот ненавистный, но такой родной свет в последний раз. Но еще не пришло их время…
Описав широкую дугу, я принял исходную позицию, подняв меч надо головой, я салютовал ей… а она мне! Сотня шагов! Лишь миг для быстрых коней… сотня шагов – мгновение по сравнению с вечной жизнью… сотня шагов – два удара холодного сердца.
- Тегатта!!! – мой кличь, отразился воплем воинов за спиной.
- Смерть! – взревела она, будто бы и не женское горло, а демоническая глотка изрыгнула этот вопль.
И мы понеслись на встречу друг другу. Ветер, обезумевший от страха, выл в ушах диким вепрем, пробитым рогатиной умелого охотника, в надежде угнаться за двумя безумцами. Весь мир вокруг завертелся в неистовом вертепе дьявольского танца, и стал недосягаем для моих глаз… лишь ее лицо. Тьма, как же она хороша… За десять шагов до столкновения кони встали как вкопанные. Два тела, закованные в доспехи, подхваченные демоническими крыльями тьмы, взметнулись в небо навстречу друг другу, яростно вращая клинками. Как два хищных ястреба в поединке за суженную. Всего лишь миг… МИГ! И клинки столкнулись, осыпав мертвую землю искрами… и кровью… Мы упали вместе! Тяжкий гул, будто пало тысячелетнее дерево скошенное молнией, разнесся окрест, заставив покачнутся воинов обоих войск… и снова тишина, будто мир перестал существовать лишь пустота и сердце не бьется… Все замерло в ожидании исхода.
Тяжкий хрип и сотрясшая тело хрупкое тело конвульсия. Она лежала рядом со мной, тяжело хрипя, на иссини-бледных губах пузырилась кровавая пена, мой клинок торчал из ее груди. Красное пламя гуляло в глубине его стали, довольное сытной трапезой. Я склонился над ней, прикоснувшись к холодному лбу губами. Дико выкатив глаза, она смотрела на меня… но больше в них не было ненависти, только тоска.
- губы… - прошептала она с трудом.
Я ближе склонился к ней, чтобы разобрать едва слышные слова.
- губы… поцелуй… поцелуй меня в губы…
В груди похолодело. А она смотрела на меня с укором и мольбой…
- пожалуйста…
Едва сдерживая слезы, я склонился к ее губам, кровь… нечеловеческая кровь уже начала запекаться. Я приник к ним в жадном поцелуе… прощальном поцелуе… Больше сдерживаться было не в моих силах, мокрый комок в горле не давал дышать полной грудью, по сухой, изъеденной степным ветром, щеке скатилась слеза…
- Не надо… - она приподняла руку, поморщившись от боли, которую причиняло ей движение. Холодные нежные пальчики скользнули по моему лицу, вытирая слезы. И вновь агония сотрясла ее тело.
- Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! – ее последний вопль разнесся далеко окрест заглушая карканье недовольных ворон… заглушая вопль дикой орды, что рванулась в атаку, в надежде отомстить за свою королеву… заглушая боевой клич воинов Ночи… И вновь мир померк в кровавом вихре.
Я сидел подле ее тела и гладил по лицу, почти такому же, как раньше, на бледной коже проступили смешные девчоночьи веснушки. Неведом как доживший до сумерек солнечный зайчик, заблудился в ее распущенных волосах цвета спелой пшеницы… цвета солнца. Я плакал, не сдерживая горячие слезы. А где-то там, вокруг меня бушевал бой…

Глава третья. КОРЧМА НА ПЕРЕКРЕСТЬЕ МИРОВ. ЧАС ПСА.

*** в процессе доработки***

Глава четвертая. ГДЕ-ТО В ГЛУБИНЕ СЕРДЦА.

Ветви старого ясеня, недовольно скрипя на ледяном ветру, стучались в толстое оконное стекло, царапая тяжелую раму. В их визгливых голосах слышалась слезная мольба, впустить их в тепло. Тщетная мольба! Зимний дождь, оплакивал их тяжкую участь, влагой крупных слез. Непроницаемое свинцовое небо, хмурое и враждебное, прятало где-то в складках своих серых одеяний тщедушный свет солнца. Холод и тоска! Боль и одиночество! Тишина… И только трещат разгораясь в камине дрова. Огонь, пляшущий на их обугленных телах, отбрасывает багровые сполохи на стены моего кабинета… мое лицо… мой бокал, хотя он и так багровый, от полнящей его крови. А где-то там за толстой дубовой дверью гремит бал. Глупый и бессмысленный бал! Все главы Домов клана сейчас собрались там, в просторной зале, задрапированной тяжелым бархатом, цвета запекшейся крови. Блеск и роскошь, весь цвет Ночного мира, князи и бароны… воины и маги… Древние!
Скорее предупредительный, чем извиняющийся стук разорвал мое уединение. В кабинет, под аккомпанемент, ворвавшихся следом, вульгарных звуков хохота и света тысячи свечей, вошел Дариан, заполняя пространство кабинета шелестом своей шелковой мантии густого чернильного цвета. Из под сросшихся на переносице кустистых бровей, на меня смотрел осуждающий взгляд, полнящий острые серые глаза Древнего.
- Ты так и собираешься просидеть здесь всю ночь?!
Я лишь недовольно передернул плечами, на душе выли волки.
- Ты уже давно не ребенок, Моандор! Хватит этих игр! – резкий звонкий голос Древнего въедался в сознание, подавляя волю… Старые фокусы, ни как не поймет, что эти магические нотки, давно не действуют на меня, а может и понял, но привычка берет верх. Дариан посмотрел, недовольно хмурясь моему молчанию на его заявления. Широкая ладонь по отечески накрыла мое плечо.
- Моандор, пойми ты мне как сын, я не желаю тебе зла… Но сегодня ты должен сделать свой выбор! Как бы ни была велика власть Древних на клан, но такое надругательство над обычаем терпеть будут не долго… ТЫ ДОЛЖЕН сделать выбор… Должен! Опомнись, ты глава Дома..
- Мертвого Дома, - резко одернул я Древнего.
- ПОКА ТЫ ЖИВ – ЖИВ И ДОМ! И именно для того чтобы он жил ты должен избрать себе ЖЕНУ!
Как больно резанули сейчас эти слова мой разум, как обожгло холодом душу изъеденную шрамами прошлого. Перед глазами, всплыло ее лицо, запекшаяся кровь на бледных, но таких желанных губах, растрепанные светлые волосы под рукой… закатившиеся мертвые глаза – серые бездны отчаяния… Заскребло в сердце! Судорога раздражения смяло мое лицо, заставив обнажить клыки. Дариан инстинктивно подался назад, позабыв, что в его власти умертвить меня щелчком пальцев. Его терпению пришел конец! Пощечина окрасила мою щеку в пунцовый цвет. Резко развернувшись на каблуках, он размашистой походкой вышел из кабинета, с такой силой хлопнув дверью, что ее едва не сорвало с петель. Откуда-то из зала раздались удивленные ахи и вздохи, не каждый день можно увидеть Древнего в таком отвратном расположении духа… тем более, кажется, какой-то худородный баронишка случайно преградивший ему путь сейчас пытался собрать свои выбитые зубы, обильно заливая пышный ковер кровью.
Я невольно усмехнулся, представив себе эту сцену, но улыбка сползла с губ так же быстро, как тронула их. Залпом, допив остатки крови, я швырнул бокал в топку камина, опускаясь в высокое кресло. Проклятый парадный камзол тер шею роскошным шитьем тяжелых шелковых нитей, одним махом я сорвал золотые застежки, растирая горло. Злые слезы навернулись на глаза, почему они не хотят услышать меня… почему?! Почему не хотят понять, что все закончилось тогда в Закатной степи, когда я… Я УБИЛ ЕЕ… и себя… и свой Дом! Никто не вернулся из того проклятого боя, а я уже давно лишь иллюзия меня прежнего, бесплотный дух, не смеющий называться живым. Горечь и отчаяния отныне стали моим уделом… Хотелось выпить, значит все таки придется встать и превозмогая свое отвращение к этой толпе пышущей лицемерием и роскошью пройтись по залу к ближайшему графину с кровью. Обхватив лицо руками, я вытер проступившие капельки пота, развернувшись к двери. Она стояла и смотрела на меня, так и не решаясь, пошевелится, младшая дочь главы Дома Монтей, юная княжна Хелена, я даже не слышал, когда она вошла. Совсем еще ребенок, даже по меркам человеческого мира, весной ей исполнилось четырнадцать. С бледного детского личика, обрамленного пухом золотистых волос, на меня смотрели огромные зеленые глаза, до краев полные влаги слез и… решимости. До чего же нелепо она смотрелась в платье, явно доставшемся ей по наследству от старшей и куда более дородной сестры. Не в меру широкий ворот с глубоким декольте... платье чудом держалось на худых плечиках, обнажая едва ли не полностью упругую девчоночью грудь. Невольно я вновь улыбнулся. А она взглянула на меня, настолько серьезно… По спине пробежали предательские мурашки. Не дав задать глупого вопроса, о ее присутствии в моем кабинете, единым духом она выпалила фразу, заставившую замереть сердце в моей груди, впившись своими зелеными глазами в самую душу…
- Я люблю тебя!
Ответить я не мог ничего. Волна безразличия захлестнула сознание. Холод, от которого затрещали вмиг покрывшиеся коркой инея стекла… холод! А она стояла и смотрела на меня, уже не сдерживая дрожь в теле, и не подхвати я ее, точно бы рухнула в обморок.
Сжав худую ручку Хелены, я потащил ее в залу. Свет резанул по глазам резким контрастом с полумраком кабинета. Вмиг так и не сорвавшись с сотен губ, слова умерли. Испуганные, удивленные, обескураженные лица знати, смотрели на нас, недоуменно хлопая глазами. Ропот прошел по их рядам приливной волной, разбившись о мой гневный взгляд. Я видел, как дрогнул отец Хелены, хватаясь за парадный палаш, с его лица вмиг сползла дежурная улыбка. «Зверь» - так звали меня они за спиной… ЗВЕРЬ! Если бы не Древние, меня бы давно отлучили от клана, а поместье сожгли… конечно при условии что хватило бы мужества, чего как раз я давно не замечал в сытых лицах своих «друзей».
Хелена послушно, будто привязанная, бежала следом, даже не думая упираться, чудом поспевая за моим размашистым шагом.
Одного сердитого взгляда хватило, чтобы музыканты как крысы сбежали с помоста, затерявшись в пестрой толпе, освобождая помост. В единый миг я вскочил на возвышение, увлекая за собой Хелену, странно, но когда сейчас я смотрел в ее глаза, больше не видел испуга, или растерянности, только твердая уверенность в правильности происходящего… и нежность, описать которую мне бы не хватило слов. Она не видела тех, кто был отгорожен от нас узким бортиком помоста, не видела толпы, не видела своего отца. Ее лицо, отраженное в пламени сотен свечей казалось совсем кукольным, и по-детски невинным. Где-то в глубине моего сердца дрогнула, обрываясь, струна. Что же я творю?! Тьма первозданная!
- Моандор, ты ничего не забыл?! – возле помоста стоял Дариан, протягивая мне пару ритуальных кинжалов, загнутых как волчьи клыки. На его изъеденном морщинами лице, отразилась хищная улыбка. И вновь мою тлеющую душу захлестнула морозная вьюга, я почувствовал, как дрогнула рука Хелены зажатая в моей ладони, почувствовав холод. Бокал в руке слишком близко подобравшейся к помосту княжны треснул, покрывшись коркой инея. Где-то там за плотной стеной спин знати, взвыл волком от отчаяния отец Хелены, осознав до конца суть происходящего сейчас. Но его крик потонул в монотонном пении, которое в единый миг затянули вельможи. Слова древние, как ночной мир затопили зал. Я развернулся лицом к Хелене, протягивая кинжал, беспрекословно она приняла его, едва заметно кивнув головой. Вытянув перед собой ладонь, резким росчерком лезвия я вспорол ее. Алые густые капли быстро наполнили чашу ладони, переливаясь через край. Напротив меня Хелена в точности повторила мое действо. СЕЙЧАС! Мы смотрели друг другу в глаза, передо мной больше не было ребенка, сама Хозяйка Ночи, взирала на меня, и я отражался в ее бездонных зеленых глазах! Удобнее перехватив рукояти кинжалов, мы бросились навстречу друг другу… мир замер, и лишь пение знати усилилось, срываясь на вой… больше нельзя было разобрать слов. Словно волчья стая! С легкостью, вспоров мой камзол, жало кинжала Хелены, рванулось, рассекая плоть… мгновение и холодная сталь пронзила мое сердце, как мой клинок пронзил Избранницу! В демонический хор, ворвался сильный властный голос, едва не заглушив его. Дариан сжал наши окровавленные ладони, скрепив поверх своими руками. Оконные стекла взорвались, забрызгав осколками даже не дрогнувшую СТАЮ. Свирепый ветер с диким воем ворвался в зал, изодрав в клочья дорогие портьеры, затушив единым дыханием все свечи, перевернув столы, заставленные яствами и кувшинами с кровью. Зал погрузился во тьму, и лишь горели демоническими огнями глаза знати, продолжавшей Песнь Новой Жизни. Холод! Невиданный ХОЛОД, сковал сейчас на многие дни пути землю окрест. Дождь превратился в снег, а морозный ветер в лютую вьюгу, но до них уже никому не было дела. Так же резко, как и началась, песнь оборвалась, утих ветер… Молча, не говоря ни слова, стая развернулась спиной к двум распростертым на помосте телам СУПРУГОВ, тихо и без суеты покидая разрушенный зал. Последним покинул мой дом отец Хелены, по бледному лицу текли слезы, он видел судьбу своей дочери, он знал, что я никогда не смогу сделать ее счастливой… Но я сделал СВОЙ выбор!

Глава пятая. ПРЕСТУПНИК. КОНЕЦ ИГРЫ.
«…Я не хочу ни за что отвечать
Просто забыть или просто не знать
Но если кто-то завтра умрет на кресте
Я буду бояться, что это мой сын…»

NAU «Непорочное зачатие»

Мягкая прохлада вперемешку с теплом закатного солнца, пропитала собой легкий весенний ветерок, пришедший с юга вместе со стаями перелетных птиц. Неспешно будто нехотя по небу тянулась нескончаемая вереница перистых облаков, чистых как лебединый пух… Тишина и умиротворение. Трепеща на ветру ветви ясеня, тянулись вслед за уходящим солнцем, на недавно еще голых ветвях набухли почки, готовые вот-вот обернутся зеленью листвы. Воздух чистый до хрустального звона, заполнял легкие ароматом свежести и жизни. Тьма, как же прекрасно жить! Восторг и счастье…
Я стоял на балконе и радовался пришедшей весне, как ребенок, казалось, все закончилось, ушло… как дурной сон и кошмар, растворилось в зимних сумерках… Строгий, без излишеств черный камзол, расстегнут едва ли не на половину, обнажая бледную грудь и уже почти зарубцевавшийся обручальный шрам. Стылый ветерок, приятно ласкал обнаженную плоть. Хотелось смеяться. Прищурив глаза, я смотрел на солнце, бледно-алый диск уже до половины утонул в вязкой черте горизонта…
Деловитое покашливание за спиной. Нехотя, разрывая очарование тишины и покоя, я развернулся к своему гостю. Дариан уже сидел в моем кресле, потягивая из ажурного хрустального бокала густую багровую жидкость «волчью кровь».
- Может, присядешь, Моандор?! – к нахальному тону древнего и его выходкам, я привык давно, к счастью, подобную манеру поведения тот демонстрировал только когда мы были наедине.
Пожав плечами, я опустился в гостевое кресло напротив, настроение располагало к игре.
- Выпьешь?! – в голосе древнего скользнула насмешка.
Ответить мне не дали, распахнув дверь настежь, в кабинет влетел Кира… мой сын. Месяц назад ему исполнилось четыре. В больших детских глазах горел озорной огонь, пух ниспадающих на плечи русых волос, тронул ветер, пробужденный сквозняком.
- Дедушка!!! ДЕДУШКА!!! – закричал Кира и с разбега прыгнул на колени Дарина… и лишь, потом заметил меня. Соскочив с колен «деда», он церемонно склонил голову, потупил взгляд и произнес не по-детски серьезным голосом: - Отец, я рад Вас приветствовать!
Хорошее настроение ушло вместе с теплом, надрывно скрипнув, балконная дверь распахнулась настежь под напором морозного ветра, тонкое стекло, треснув, осыпало ковер тысячами мелких осколков. Все силы ушли на то чтобы совладать с собой, ответить их уже не хватило, и я лишь кивнул.
Испуганно прижавшись к деду, Кира, смотрел на меня маленьким волчонком.
- Ну, чего ты маленький?! Чего испугался?! – Дариан провел рукой по волосам «внукам», сладко зевнув, малыш уснул, свернувшись калачиком на широких коленях древнего. – Моандор, об этом я и хотел с тобой поговорить…
Тупая, глухая злость заполнила сознание:
- Дариан, не лезь в мою жизнь! Я живу, так как могу, и не надо мне, указывать… - в который раз сегодня я не смог договорить, горло перехватило, я чувствовал, как его стиснули стальные пальцы, а Дариан, даже не шевельнул бровью.
- Ты не живешь, упрямый мальчишка!!! Ты умираешь!!! Эгоист… Посмотри – твой родной сын, боится тебя! А Хелена?! Когда последний раз ты видел свою жену, а ведь ты дома уже два дня?!
Я захрипел, попытавшись разжать невидимые пальцы… тщетно.
- А я видел ее только что! Она как призрак, как тень бродит по поместью без цели… только бы не встретится с тобой! Ты не просто умираешь, ты убиваешь и ее… и своего сына! Твой Дом умирает и исключительно по твоей милости! Опомнись!!! Хватит жить прошлым! Хватит!!! Иди и обними жену, скажи, что любишь ее, приласкай сына… СЫНА, а не волчонка!!! Хватит, Моандор, все должно иметь разумный предел! Я воспитывал тебя, когда «ушел» твой отец, возможно, я ошибся, где-то дав тебе слишком много воли, и я не хочу растить еще и твоего сына… при живом отце!
Стальная хватка ослабла, растирая горло руками, я захрипел, падая на колени, слезы горечи и обиды, залили глаза.
- Я служу Клану, - едва выдавливая из себя слова, я говорил чужим, глухим голосом, - Война не окончена, слишком много НЕЧИСТЫХ еще топчет НАШУ землю…
- Оставь эти слова для придворных дур! Я знаю, может даже лучше чем ты, что ты ищешь в бою… Смерть! Конечно, ведь у самого смелости не хватает наложить на себя руки! А, знаешь ли, я уже серьезно, начинаю думать, что это выход!
Захрипев, я замотал головой, все еще стоя на коленях.
Стук в дверь! Четкий и пронзительный. Приоткрыв дверь лишь до половины в кабинет, невесомой походкой, вплыла Хелена… Некогда детское лицо, обрамлял все тот же пух солнечных волос, блеклые зеленые глаза смотрели сквозь меня:
- Супруг, Вас желают видеть гости! Прибыли послы дома Картан... – бесцветный голос, как нельзя лучше подходил к этим прозрачным глазам, в которых отчаянием полыхали слезы, готовые вот-вот сорваться с пышных ресниц.
Заметив, спящего на коленях древнего, Кира, всплеснув руками, Хелена бросилась к нему, подхватила на руки и вышла в коридор.
- Иди за ней, дурак! – слова Дарина, подхлестнули сознание, чувство вины, навалилось на сердце, подавляя гнев. Вскочил на ноги и выбежал в коридор, одного прикосновения к обнаженному плечу супруги хватило, чтобы она испуганно обернулась.
- Хелена… - слова давались с трудом, и пораненное горло уже не было тому виной. – Хелена, просто меня… я виноват… я все понимаю!
В бесцветных глазах, блеснули морозные искры гнева, только голос, такой же сухой, холодный и официальный:
- О чем вы, супруг?! Все хорошо. Мы счастливы с сыном.
На этом ее силы иссякли, и она разрыдалась, в голос… сильнее прижав к себе Кира, она, почти срываясь на бег, скрылась за дверью своей спальни.
А я так и стоял в коридоре. Смятая, как клочок ненужного пергамента, душа трепетала на ледяном ветру… Страх! А ведь я сейчас ничего не чувствую, абсолютного ничего, только холод и безразличие. Гобелен на стене покрылся коркой инея и рухнул на пол, не выдержали мороза тонкие кожаные шнуры, на которых он висел.

***

К официальной встрече гостей, я не мог не выйти, хотя сказать, что я не хотел этого, значит не сказать ничего. Хотелось только одного, побыстрее покинуть, этот мертвый дом, населенный призраками. Дариан был прав, прав как всегда… я не просто умирал сам, я убивал всех вокруг себя, всех кто посмел приблизиться ко мне и тронуть струны сердца. Только вот они гибли быстро, а я по какому-то недоразумению продолжать умирать слишком долго. Всего лишь две недели назад, я думал, что пришло избавление – тяжелая бронебойная стрела с отравленным жалом пробила стальной заговоренный нагрудник, и вошла в сердце, заставив его замереть на целых два часа. Я уже видел Ее руки на своих плечах, чувствовал вкус Ее губ и аромат волос. Лихорадка прошла также быстро, как и жизнь НЕЧИСТОГО пустившего стрелу. Я жил! Снова жил… Тьма, почему так?!
Парадный бархатный камзол с золотыми застежками, который я так ненавидел, висел на спинке кресла ворохом бесформенного тряпья. Как и всегда высокий, но слишком уж узкий, ворот врезался в горло, и без того болевшее после беседы с Дарианом. Парадный палаш, холодом стали, прильнул к левому бедру, его изукрашенная гагатом гарда холодным светом поблескивала в блеклом свете одинокой свечи. Ненавижу…
Всего лишь сотня шагов, по коридору и с два десятка по винтовой лестнице и вот он парадный зал, за которым такой родной и уютный кабинет. Хотя, сегодня вряд ли удастся улизнуть со встречи. Немного повременив, собираясь с духом, я распахнул створки двери. Как и всегда в этот момент умерли все беседы, глава Дома, прибыл на торжество. Не удостоив взглядом соседей, слетевшихся, как воронье на очередной бал с бесплатным угощением, я, шествуя с высоко поднятой головой, направился к посольству. Дом Картан отличался от всех остальных, лишь тем, что я ничего не слышал о нем ранее. Тревога, необъяснимая, поглотила сознание, дышать стало трудно. Проклятый камзол!
Они, как и подобает гостям стояли у противоположной от входа стены, склонившийся в глубоком уважительном поклоне. Хлопнув в ладоши, я позволил им выпрямится, секунды и… Я отпрял от гостей, как от пламени. Девушка стоявшая ближе всех, со знаками главы посольства на платье, ехидно улыбалась мне, обнажая клыки… Тьма всеблагая!!! КТО ЖЕ ТЫ???!!! С детского лица на меня смотрели МОИ глаза, только вот это самое лицо… Лицо которое я никогда не забуду… ЕЕ ЛИЦО!!! Бледная кожа, и едва заметные веснушки, волосы цвета выгоревшей на солнце пшеницы…
Глухой стук оборвал мои размышления, оставшиеся представители посольства рухнули на пол, бесформенными тряпичными куклами, в нос ударил резкий тлетворный запах разложения. Они были мертвы и уже давно! Ветер, рванул ставни, в миг, сорвав их из гнезд, щепки и куски досок брызнули во все стороны. В истерике завопил чей-то женский голос, в момент, подхваченный оставшимися гостями. Суета и паника, беготня и страх, ужас… Только вот я не видел всего этого! Я видел лишь ее лицо…
- Здравствуй… папа! – последнее слово она произнесла с особым нажимом.
Говорить я не мог, рука медленно поднялась… всего лишь два шага отделяло меня от дочери, улыбка, в которую я вложил всю нежность, которую так долго загонял в звериное нутро ярости, тронула мои сухие губы. Моя дочь! Я сделал первый шаг… Вой отраженный от глухих стен, рванул сознание, краем глаза я увидел, картину, которая минуту назад повергла бы меня в ужас, но не сейчас – Хелена кричала в голос, распростершись на холодном мраморном полу, заходясь в вое, а рядом с ней в луже крови лежал… Кира. Узкая деревянная щепка навылет пробила детскую голову. Но это был лишь миг. Я шел к своей дочери! А она с испугом смотрела на меня. Не знаю, чего она ждала, но я шел к ней… шел! Шаг! Моя рука, такая холодная и большая, коснулась ее щеки, отбросив назад непослушную прядь. Нежность, затопила мое сердце, впервые за столько лет, я был счастлив. Счастлив, и больше ничто в этой жизни, или смерти меня не могло остановить. Как раньше Дариан, я коснулся волос моей дочери, с губ сорвалось простое детское заклятье морозного сна, окутав сознание девочки, все ее помыслы о мести и недоумении отошли в глубь сна, и мягко опустившись в мои руки, она уснула.

***

Я сидел в своем кабинете и смотрел на белый потолок, замысловатая игра теней и света отражалась на нем. Улыбаясь неизвестно чему, я заплакал, и впервые за многие годы – это были слезы радости, возможно, я повредился рассудком, и безумство властвовало надо мной… но я был счастлив. Реальность отвернула от меня свою грубую и жестокую сторону. Я не видел смерти своего сына, лишь существование дочери. Моей дочери!!! Сейчас она спала в гостиной комнате, свернувшись калачиком на холодных шелковых простынях. Я все ни как не мог решиться отойти от нее, и часа два сидел и до боли всматривался в родные черты лица…. самого родного на свете лица! Лица той, которую я убил! Но и это сейчас не имело для меня значения… главное – у меня есть дочь! МОЯ ДОЧЬ! Теперь все изменится!
Скрипнула дверь и в кабинет, едва держась на ногах, ввалился Дариан. Древнего трудно было узнать: на некогда угольно черной мантии зияли прорехи, а местами ее покрывала густая коричневая корка, из раны на виске сочилась темная кровь, заливая бледное лицо. Сейчас Дарина действительно можно было назвать древним, морщины умело скрытые в повседневной жизни, обильно показали себя свету сейчас. Тяжело вздохнув, он опустился в кресло.
- Ты доволен?! – скорее уточняя, чем, спрашивая, обратился ко мне древний.
Я кивнул.
- А ты осознаешь, что только что погиб твой сын?!
- Такова жизнь! Тьма дала мне его, Тьма отняла!
Скривившись, Дариан покачал головой.
- Она… Она не такая как МЫ, надеюсь ты это заметил?!
Я с немым вопросом воззрился на древнего.
- Посольство… Она ведь заставила их жить, после того как убила… Это магия. Не наша Магия… Человеческая!
Я пожал плечами, мне было все равно.
- Она опасна и нам придется от нее избавится… хмм-мм-м… - Древний поперхнулся своими словами, столкнувшись с моим взглядом, на его лице впервые за все время нашего знакомства отразился страх. Едва совладав с собой, он продолжил. – Поздно, Моандор, слишком поздно… - и покачал головой.
Мне не было дела до его болтовни, слишком долго я ждал этого момента, чтобы обращать внимание на какого-то старика.
Нагло и бесцеремонно распахнулась дверь, на пороге кабинета стояли двое – братья Фартэ, мои старые знакомые и соседи. Будто не замечая меня, они подошли к Дариану, к его ногам рухнул увесистый холщовый мешок. Древний поежился, кутаясь в мантию, толкнув ногой, мешок ко мне, он заглянул в мои глаза, виноватая ухмылка тронула сухие губы:
- Я не хотел этого… но так будет лучше для тебя и Клана!
Тревога нарастающей волной хлынула в душу, и мороз, затопивший комнату, был ее отражением. Негнущимися пальцами я распустил шнурок. Братья Фартэ потупили взгляд. Дариан отвернулся. Моя рука скользнула в мешок… липка и вязка жижа, коснулась моих пальцев, в ужасе я извлек на свет одинокой свечи страшное содержимое мешка. Ближайшая ко мне стена треснула, ее рассекла огромная почти в руку толщиной трещина, скованная по краям коркой инея. В своей руке я держал голову моей дочери. Я отказывался верить в происходящее, так не могло быть… так не могло! Последним что я почувствовал, была боль, клыки рассекли нижнюю губу, насквозь прошив ее… последнее, что я видел, было искаженное ужасом лицо Древнего,… а потом тьма и забвение.

***

Не знаю, сколько прошло времени… не знаю, как долго меня не было. Ныла разорванная губа и затекшая спина, а еще было очень холодно и казалось холод идет из самой души. Едва разлепив глаза, я различил толпу, в ужасе отпрянувшую от дверей с диким вздохом, когда я взглянул на них. Боль, пронзила все тело, стоило лишь шелохнутся. Дико вращая глазами, я смотрел по сторонам. Тьма все благая, что здесь случилось?! Стены кабинета с которых содрали обивку были обильно забрызганы кровью, а всего в шаге от меня бесформенной грудой мяса лежали братья Фартэ, скомканные, сломанные… куча костей и мяса. Превозмогая тошноту и дикую боль, я поднялся на локтях, толпа в коридоре зароптала, так и не решаясь, приблизится. Встать на ноги я так и не смог, зато смог увидеть Дарина. Его тело было прибито почти под самым потолком. Массивная ножка стола пробила его грудь насквозь, застряв в стене, горло древнего было разорвано крестом… только вот крови не было! Его крови! … на нем! Она была на мне! Тьма!!! Всем телом я содрогнулся в ужасе!!! Это сделал я… а еще моя дочь мертва! Едва пришедшее сознание, вновь кануло в желанный мрак забвения.

***

Веки, кажется, слишком тяжелые, чтобы их было поднять моими силами, все же поддались, отвергая тьму сна. Холод, неустанно терзающий даже в беспамятстве мое тело, стал реальным, воплотившись в завывающий ветер. Тишина. Как на кладбище. Ощущение тела, как и сознания, вернулись слишком быстро. Израненное тело изогнулось в конвульсии, вслед за болью пришла и сама реальность. Неотрывно на меня смотрели около пяти сотен испуганных глаз. Смотрели… Высоко вздымаясь над толпой, заполнявшей собой большую городскую площадь, стоял деревянный помост в центре, которого находился я, распятый меж двух широких бревен. Мои губы были сшиты вместе, как и подобает преступнику, вкусившему кровь собрата, а руки закованы в кандалы, которые были высоко вздернуты над головой, голые ступни не касались помоста. Из одежды на мне была лишь изодранная в тряпье льняная рубаха и простые холщовые штаны. Порог боли давно был пройден, душа, и тело больше не могли кричать, они тихо умирали. А над моей головой полыхал закат. Закат, который я так любил, закат который сейчас отражался в глазах изголодавшейся по кровавым зрелищам толпе. Нет, я не мог их ненавидеть. Виной всему случившемуся был я и только я! А теперь пришло время платить за все… за убитую любовь… за искореженные жизни… за предательство…
А толпа стояла и смотрела, не шевелясь и, кажется, даже не дыша. Они смотрели, и в их взглядах была лишь укоризна. Мне было все равно…
Отделившись от толпы, ко мне приблизилась гигантская фигура, почти два человеческих роста. Когда тяжелые ступни коснулись помоста, тяжелые дубовые доски затрещали под весом огромного тела, угрожая, проломится. Широкий капюшон, простого балахона из мешковины, скрывал от меня лицо гиганта. Он подошел вплотную и приподнял мой подбородок, упершись в его основание огромным пальцем, и от этого прикосновения в мгновение ока по телу разлилось живительное тело, заполняя собой каждый сосуд.
- Эх, Моандор-Моандор… - так журит отец провинившегося сына. – Глупый-Глупый, малыш, ну что ты натворил?! – и гигант покачал головой. Почему-то хотелось скулить по щенячьи прижавшись к его ногам, вымаливая прощение.
- А ведь я так верил в тебя… верил и знал, что ты станешь Древним, придя на смену Дариану! Но, сделанного уже не воротишь… - незнакомец коснулся моего плеча, и вмиг боль, терзающая все тело, отступила, уступив место решимости – будь, что будет! Я преступник, я отвечу за содеянное, а они уже ответили за все… ну вот, и заканчивается моя жизнь. На конец таки заканчивается! Как же долго я этого ждал как долго! И вновь мир вокруг меня сгинул в водовороте безразличия…
- Вернись! – гневный оклик, полный укоризны резанул слух, обрывая полет. – Еще не время!
Рядом с гигантом, благоговейно трепеща, встал низенький сухой судья, хотя возможно низеньким он казался лишь в контрасте с незнакомцем. Развернув тяжелый свиток, он начал читать:
- Моандор Валенсий Рон, сын Валенсия Рона Трэда, сына Рона Трэда Валия, сына Трэда Валия Кора…
Помпезность и напыщенность моей казни, могло вызвать лишь улыбку, и именно так я бы и поступил, но, к сожалению, зашитый рот к этому не располагал. А судья все читал и читал:
- … сына Сарэка, сына… - и тут он запнулся, бросив испуганный взгляд на гиганта, и лишь секунд через тридцать проглотив комок в горле, сдавленным голосом произнес – сына ПЕРВОГО!
Похолодевшее сердце едва не разорвалось! Таинственный гость, улыбнулся, из-под капюшона блеснули огромные клыки. Тьма первозданная! ЖИВОЙ БОГ, почтил меня своим присутствием. А он смотрел в мои глаза, и мне казалось, что лишь я вижу их. Он говорил со мной… говорил без слов.
«Скоро я уйду, Ночной мир падет, падут Дома и Кланы… падут сами устоит мира! Новая заря уже окрашивает горизонт кровью. Мир, в котором ты жил, рухнул… и ты от части виной тому! Тебе предстоит странствие... только не бойся! Я буду с тобой и поведу… Для нас все закончилось, а для тебя только начинается! Мы больше не увидимся, прощай… сын!»
- Итак, - продолжил судья, - Моандор Валенсий Рон, глава дома Сарэка, за нарушение шестой заповеди, вы приговариваетесь… - вновь поперхнулся. – Вы приговариваетесь к морозному сну! Срок не имеет границ, а приговор обжалованию не подлежит!
Удивиться я не успел, из толпы вышел палач… старый барон глава дома Монтей… мой тесть! Тяжелое жало пропитанного ядом стального кола, пронзило мою грудь насквозь, в который раз, мое сердце замерло. С садистским урчанием барон поднажал на рукоять, и спрятанные в теле кола лезвия со скрежетом рассекли мою грудь, вонзаясь в кость. Боль, которую нельзя описать пронзила все мое естество, казалось каждый сосуд и нерв в моем теле сейчас взорвались изнутри. Разорвав нити швов, я взвыл! Взвыл, как воют мои братья-волки! И они ответили мне… там за крепостной стеной из серого камня! Они звали меня за собой, принимая часть боли на себя… звали… Ропот прошел по толпе.
ПЕРВЫЙ подошел вновь и накрыл мои веки своими пальцами. И вдруг все закончилось. Закончилась боль плоти и души, стало легко и тепло… я почувствовал, что больше ничто не держит меня здесь. Легко! О ТЬМА, КАК ЖЕ ЛЕГКО! Я поднимался над помостом, в высь серых облаков навстречу закату, с холодным безразличием рассматривая свое растерзанное тело… Я видел, каждый мелочную черточку греха собравшихся на площади! Я видел все и знал все! Только вот мне уже не было до этого дела… Я видел, как, вернувшись, домой Хелена, закрывшись у себя в комнате, приняла яд. Она умирала долго – целую неделю, ее тело терзала лихорадка. Я видел, как сжигали мой дом… я видел. Видел, как прошла эра Ночного Мира, и как она началась… я видел! А вот в темноте угольной шахты сознания блеснуло окно, за которым меня ждали, и я смело шагнул навстречу, тем, кто так давно ждал меня… Они были там, далеко за горизонтом ночного неба, там, где заканчивается звездный полог. Объятия женщины, которая любила меня, и которую любил я… объятия моей дочери… они ждали меня. Их светлые лица и теплые руки тянулись ко мне. Я иду! Я буду с вами!!! Я чувствовал, прикосновения их света, я чувствовал, что они простили и любят меня… еще шаг, и я буду с ними на веки! БОЛЬ!!! И вновь тяжесть тела и греха подавили свет… я начал падать! От ветра засвистело в ушах. Падать!!! Не хочу!!! Единый миг и тьма, последовавшая за картиной бескрайнего заснеженного леса… сон и холод…
Сон…

Я прочитал. Классно, мне понравилось...только слишком динамичный сжет, на мой вкус...хотя может в этом и вся прелесть.

Присоединяюсь к мнению Falanderа... Здорово. Мне очень понравилось. Красиво пишешь!