*не очень частое явление в степи - увидеть деревья, но здесь они есть... А посреди прекрасной рощи находится поляна, на поляне костёр - здесь собираются скальды, мастера пения и стихов*

Короче, господа: какие песни мы поём? Какие любим? Не обязятельно про Рохан или Скифов - любые... Или мы песен не любим?

Gag
Спасибо. Рада, что понравилось
А то, что стихотворение грустное... ну так писалось-то оно в грустный период. У меня вообще, стихосложение начинается только с грустной ноты. Не получается почему-то писать, когда настроение хорошее. Проза - выходит, а вот стихи... Судьба, наверное!
А вообще, по-жизни я более жизнерадостна, а ты?
---------------------------
Я не поняла. У нас кто-то разрешал офф-топ?
2 устное.

Сообщение отредактировал Хела - 15.04.2006 - 11:55

Поляна скальдов сарполагалась в небольшом парке посреди Эдораса. Я сказал -небольшом? Ну, небольшоя он для тех ,кто лес хоь раз видел, а так он вполне не маленький. На поляне издревле собирались... сказители? менестрели? Певцы?... да в общем-то кто угодно, кто чквствовал желание попеть или послушать...

На опушку вышел немолодой уже человек, присел на упавшее бревно и провёл рукой по струнам арфы... Мелодичные звуки разлились в пространстве. Многие ихз присуствующих подсели ближе. Звуки арфы как бы приглашали послушать что-то новое...
Человек стал играть мелодию... медленную, размеренную и грустную...

Собрался славный рыцарь в путь,
Влекла его война.
Жена его надев вуаль,
Стояла у окна.
Иолэй - иолэй, надев вуаль
Стояла у окна.

Звуки арфы завораживали... Арфа притягивала глаза слушателей. оэтому мало кто смотрел на самого певца. А если бы посмотрел - увидел ,что лицо его... почти окаменело... глаза наполнились грустью...

Он говорил: «Любовь моя,
Не славы я ищу.
Свой каждый подвиг лишь тебе
Отныне посвящу».
Иолэй - иолэй, и лишь тебе
Отныне посвящу.

Жена ответила: «Ступай,
А я останусь ждать.
Коль я верна, то лишь тебя
Я буду вспоминать».
Иолэй - иолэй, и лишь тебя
Я буду вспоминать...

выйдя на опушку, гном так ни разу и не поднял головы, лыцо трердило что он о чемто внимательно думает, а глаза говорили что ему было грустно, очень грустно...

он уселся на бревно, лежавшее неподалеку, и немного помедлив начал говорить:


Белый простор, постоянный буран,
Тяжко по степи идти,
На север, на север спешит караван,
Вот уж неделю в пути.

Варвары кланы уводят свои
К северным братьям в Чинмой,
Хранит от погони четыре семьи
Орденский скромный конвой.

За нами идет черных эльфов отряд,
И черные гномы и тролль.
Глаза их безбрежною злобой горят.
Их жизнь – это вечная боль.

Немало осталось могил позади,
И сердце сжимает печаль,
Но враг догоняет и надо идти,
Пока не увидим крааль.

Ставим шатры, зажигаем огни,
Делаем краткий привал.
Старый полковник собрал всех мужчин
И коротко, мрачно сказал:

«Кони устали по снегу бежать,
От Черных не спрятаться нам,
Кто здесь останется их задержать,
Пусть каждый решает сам».

И молча шагнули мы вместе вперед,
Я этот момент долго ждал.
Застыл изумленно в шатре весь народ,
«Спасибо», - полковник сказал.

Варвар огромный с седой бородой,
В снегах чья уснула семья,
Эльф-лучник, мальчишка совсем молодой,
И орденский рыцарь – я.

Прекрасная Энни погибла в бою,
Под снегом вчера поутру
Оставили там: я – невесту свою,
А Элвин – родную сестру.

Лишь трое остались в кольце из костров,
Когда уходил караван.
Выбор наш сделан, и каждый готов
Встретить смертельный буран.

Лучник проверил свою тетиву,
А рыцарь – кромку меча,
Варвар покрепче взял булаву,
Заклятия тихо урча.

Вышел из марева черный отряд,
И нас окружили стеной,
Мы знаем, что нам не вернуться назад -
Пусть каждый умрет как герой….

Когда поутру после страшной пурги
Открылась небес бирюза,
Своих мертвецов собирали враги
Боясь заглянуть нам в глаза.

Храня уваженье к отважным врагам,
Над нами насыпали холм.
И воины, мимо идущие, нам
Салют отдавали копьем...

Из Черных никто не вернулся назад,
Но кланы вернулись домой.
А тени трех воинов вечно стоят
В метель на дороге в Чинмой.



(не мое)

*несколько минут моллчания, тяжелый вздох*
достав трубку и закурив гном продолжил:



Разлапистое древо листьями шуршит,
И ветер ветви куполом сплетает.
Луна холодная молитвенно молчит,
Под сенью дуба воин умирает.

Сверкает иссеченный призрачно доспех,
Из ран рубиновая кровь сочится,
И влажный мох, одевший дерево, как мех,
Не может жизнью ратника напиться.

Покоится в земле сырой двуручный меч,
Зазубринами лезвие покрыто,
Он пил чужую кровь в пожаре диких сеч,
И множество созданий им убито.

В эфесе руны древние горят огнем,
Туман ночной стоит в глазах застывших,
И взгляд луны сквозь листья падает дождем,
Мерцает медальон в руках остывших.

Он девушкой любимою подарен был,
И ратник обещал с войны вернуться…
Последний бой все каменной плитой накрыл –
Не сможет он ей больше улыбнуться.

Поднялось солнце, и пришел на землю день,
И ветер над полями закружился…
Под деревом огромным лишь чернела тень,
И воина двуручный меч ютился…



наступила тишина, гном провел в думах несколько часов, после чего удалился


(не мое)

У певца лопнула струна... На поляну вышел гном и стал петь грустную балладу... Зрители невольно заслушались. Певец остался в одиночестве... Он какое-то время сидел ,уставившись стеклянным взором в одну точку, затем словно очнцвшись, тряхнул головой, достал запасную струну и стал примеривать её к арфе. Провозившись так околоминуты, он снова завёл свою песнь... Только на этот раз мало кто обратил на него внимание...

Собрался славный рыцарь в путь,
Влекла его война.
Жена его надев вуаль,
Стояла у окна.
Иолэй - иолэй, надев вуаль
Стояла у окна.

Он говорил: «Любовь моя,
Не славы я ищу.
Свой каждый подвиг лишь тебе
Отныне посвящу».
Иолэй - иолэй, и лишь тебе
Отныне посвящу.

Жена ответила: «Ступай,
А я останусь ждать.
Коль я верна, то лишь тебя
Я буду вспоминать».
Иолэй - иолэй, и лишь тебя
Я буду вспоминать.

Дойдя до места, где в прошлый раз оборвалась струна, певец немного напрягся, но затем лицо его озарилось какой-то холодной решимостью... Глаза уже не сверкали: в них была пустота и холод... Бесконечный холод и тоска... А голос продолжал...

Когда же муж уехал вдаль,
Растроганно вздохнув.
Его жена сняла вуаль,
Соседу подмигнув.
Иолэй - иолэй, сняла вуаль,
Соседу подмигнув.

А рыцарь ехал на восход,
Он точно путь свой знал.
И много сказочных чудес
В дороге увидал.
Иолэй – иолэй, с лихвой чудес
Он по пути видал.

Он бился с множеством врагов,
Драконов побеждал.
Пускал им кровь и пленных дев
Он тем освобождал.
Иолэй – иолэй, и пленных дев
Он тем освобождал.

И каждая, покинув плен,
Спасителем звала.
И благодарно целовав,
В постель свою влекла.
Иолэй – иолэй, и целовав,
В постель свою влекла

Но стоек рыцарь был и всем
Ответом был отказ.
И лишь жену он вспоминал,
Лишь взгляд любимых глаз.
Иолэй – иолэй, он вспоминал
Лишь взгляд любимых глаз.

Когда же кончилась война,
Собрался он домой.
В походе он хлебнул сполна,
Доволен был судьбой.
Иолэй – иолэй, хлебнул сполна,
Доволен был судьбой.

Певец немного убыстрил темп и продолжал... Каждое последующее "иолэй" получалось почти как крик отчаянья... Как стон безысходности... Певец пел, пел и арфа в руках его рыдала...

И лишь он к дому повернул –
Ждала его жена.
Жена беременной была
И трёх детей вела.
Иолэй – иолэй, и на сносях
Она троих вела.

Но вспомнил воин, что когда
Он дом свой покидал.
Детей своих ни одного
Он так и не создал
Иолэй – иолэй, ни одного
Он так и не создал.

И рыцарь вдруг упал с коня,
Завыл и зарыдал.
Поскольку понял он, что зря
Драконов убивал.
Иолэй – иолэй, выходит зря
Драконов убивал.

Дракон, что в схватке дышит огнём,
С кем бился наравне,
Честней и верней оказался притом,
Чем дома огонь в очаге.
Иолэй – иолэй, верней и честней.
Чем дома огонь в очаге...

Последний раз певец резко ударил по струнам и замолчал...
Слушатели тоже притихли... В гробовой тишине певец достал кинджал притавил остриём к сердцу и, прежде чем кто-то успел хоть что-то сказать, буквально толкнул себя на клинок. Лезвие вошло легко, мягко. Секунду певец стоял в гробовой тишине, затем ноги его подкосились и он упал на колени... Взгляд голубых глаз потускнел и потемнел... Голова безвольно упала на грудь... Казалось, он молится. Но поэт умер...

Только спустя несколько мгновений в толпе слушателей закричала какая-то женьщина...

Почти сразу появились гороские стражники. Это и не удивительно: всё таки центр города.
Кричавшую женьщину тут же допросили, но она оказалось просто сердобольной мамашей и к проишествию отношения не имела.
Место поишествия оцепили.
Среди "зрителей" совершенно случайно оаказался врач. Ко всеобщему удивлению, осмотрев несчастного он сказал:
-Парень ещё жив. Сразу видно - тонка душа... Острие ножа прошло аккуратно, не задев сердце. Правда он основательно повредил лёгкое, но от этого сразу не умер, а потерял сознание. Большая потеря крови... Его нужно срочно в больницу! Помогите мне!!!
Несколько дюжис стражников растелили на земле большое одеяло. Затем под руководством лекаря соорудили нечто вроде волокушь или гамака. Констукцию водрузили на двух лошадей, чтобы быстро но бережно перевезти пострадавшего... в больницу

На поляну вошла девушка. на ее растерянном лице играла легкая улыбка:
- А я тоже знаю...

Я знаю: для чего родился,
Я знаю, что живу не зря.
Мой ангел, ты тогда молился,
Когда рождался где-то я.

Мой путь порезами исписан
От роз, мечей и языков.
Я кланяться не буду крысам,
И не одену я оков.

Себя я не отдам в неволю,
И душу в рабство я не дам.
Не чувствуя телесной боли,
Я в поле битвы выйду сам.

Мой ангел, ты прости мне ярость,
И непокорность мне прости.
Мне незнакомо слово «жалость»,
Меня уже нельзя спасти…

Корвин сидел под липой, согнув одну ногу. Послушав песни, он достал из сумки небольшую арфу и, иронически улыбаясь, сказал:
- А сейчас будет песня на стихи моего досточтимого кузена Мифрандила. Сам он петь не мастак, но стихи сочиняет неплохо.

Баллада о прекрасной принцессе Ванде, храбром рыцаре и страшном драконе

Принцесса Ванда по утрам ест творог и омлет
Кругла, румяна и мила в свои пятнадцать лет
Синеют, словно небеса, огромные глаза,
Как розы губы, кнопкой нос и рыжая коса.

Гуляет Ванда по лесам с большим пушистым псом
Что заметает их следы своим большим хвостом.
И ходит на реку одна, когда погожий день,
Ныряет, плавает она, как маленький тюлень.

Шагает мерно конь гнедой, махая головой,
В седле с ромашкою в зубах парнишка молодой,
Граф Роберт бросил отчий дом, и странствовать ушел,
Широкий тракт его в наш лес негаданно привел.

Он ехал по лесной тропе, доспехами звеня,
Услышал песню на реке и соскочил с коня,
Сперва подумал: «Что за черт? Окрестности пусты»,
Потом на голос вновь пошел и отогнул кусты

Он там увидел на песке девицу в неглиже
Сперва смутился, хоть нагих девиц видал уже.
Едва собрался он уйти, как с неба грянул гром –
Большой летит на пляж дракон с чешуйчатым хвостом.

Он Ванду в логово свое наверняка б унес,
Но тут ему вцепился в хвост отважный рыжий пес,
Принцессе юной и Дружку уже грозит конец,
Как вдруг с секирою в руках явился удалец.

И закипел тяжелый бой, бурлит вода в реке,
И раскалился щит стальной у юноши в руке.
Дракон свиреп, дракон жесток, ужасен его нрав,
Но уж давно не новичок в сраженьях юный граф.

Рука тверда и точен глаз, он рыцарь, черт возьми,
Под брюхо, в сердце, между глаз - точнее – раз, два, три!!!
И рухнул, чешуей звеня, поверженный дракон,
Дохнувши дымом без огня, издал последний стон.

Главу убитого врага секирою своей
От тела рыцарь отделил как редкостный трофей.
Чтоб кровь дракона смыть,в реке лицо он сполоснул,
Пред Вандой на колено встал и руку протянул.

Прекрасны пышных форм черты и золото кудрей,
И вряд ли сыщешь синих глаз чудесней и нежней.
Когда принцессу юный граф получше разглядел,
В его душе огонь любви и страсти закипел.

«Дракон лежит, - промолвил он, - сражен моей рукой,
А я - чудесною твоей, о дева, красотой.
Желаю я с одной тобой до самой смерти быть,
Тебя ласкать, тебя хранить, тебя одну любить».

Румянец Ванду вмиг залил при страстных сих словах,
И замерев, стоит она, забыв и стыд и страх.
Читала в книжках лишь она о том, что есть любовь.
О том, как сладостна она и как волнует кровь.

Её красою молодой воитель покорен,
Отлично сложен и высок, отважен и силен.
Он молча ждет её ответ, любовь в глазах тая.
Она промолвила ему: «Согласна. Я твоя»….

В любовной неге их тела сплетались на песке,
А стоны страстные волну вздымали на реке.
Принцессу рыцарь целовал повсюду, сотни раз,
И тело нежное ласкал, вводя её в экстаз….

Шагает бодро конь гнедой, махая головой,
Свою любимую наш граф везет в ночи домой.
А следом резво за конем бежит пушистый пес,
Хвостом он машет и поет, задрав довольный нос.