Пролог.

Вечер определенно удался. Без шума, без пыли, тихо и мирно. Никто не гремел кастрюлями, не бродил по дому с извечным вопросом «У нас есть что-нибудь поесть?» и не мучил бас-гитару до полпервого ночи. Так у нас всегда, когда у белобрысого есть работа. Не то, чтобы я его недолюбливаю, просто специфические привычки моего компаньона могут вывести из себя даже ангела. Эти эстетствующие задохлики не любят хард рок и нью-металл, а белобрысый ничего другого играть не умеет.
Впрочем, я тоже хороша. Люблю греметь цепями по ночам (у нас с белобрысым неплохой дуэт), неожиданно выходить из зеркала в ванной и швыряться тарелками с омлетом. В общем, мы просто созданы друг для друга.
А дождь все шел и шел. Время от времени гремел гром, сверкали молнии — типичная погода для нашей местности. От нечего делать я вооружилась кисточкой и принялась за художественное раскрашивание двери в ванную, параллельно закрасив плакат с полуобнаженной красоткой. Мы живем в состоянии вялотекущего перманентного ремонта, который делается урывками. Дело здесь в деньгах, ибо таковые, особенно крупными суммами, для нас редкость. Я сделала пару мазков, отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой, и тут входная дверь с грохотом распахнулась. Никак не отучу белобрысого открывать ее ногой! Я развернулась, чтобы высказать ему свое негодование, и моим глазам предстала следующая картина: мой компаньон растянулся на полу, и под ним расползалось темно-красное пятно.
— Елки! Д…Данте, приятель, ты как? — я бросилась к нему. Белобрысый поднялся на четвереньки и зашелся кашлем. Ой, мама родная…
— Погоди, ты прямо здесь не умирай, слышишь? Иначе мы не уживемся! Двух призраков этот дом не выдержит! Давай, поднимайся, так, осторожненько, — я подставила ему плечо. — Обопрись на меня…
— Остроумно, — прохрипел Данте и снова зашелся кашлем. Я поспешно метнулась на кухню, притащила ему горсть обезболивающих таблеток и бутылку любимого коньяка моего белобрысого.
— Вот, держи.
Данте опрокинул в себя несколько таблеток и запил все это коньяком. Тем временем я в меру своих возможностей затерла кровавое пятно у двери, собрала рассыпавшиеся таблетки и отодвинула подальше коньяк…

Одну минуточку, что это вы на меня так уставились? Что? Почему сквозь меня видно стену? Я же призрак. А что могу брать в руки различные предметы, так это ерунда, все призраки это умеют. Здесь все дело в психокинезе, которым владеет любое паранормальное существо. Правда, сил это отнимает очень много, и толку в хозяйстве от меня мало. Мой белобрысый, покупая двухэтажный дом на окраине Города, не знал, что приобретает еще и одну из его бывших хозяев, то есть меня, блаженно почившую в возрасте шестнадцати лет. Случилось это в Годы Чумы, когда наш дом сочли рассадником заразы и подожгли вместе с жильцами. Спаслись все, кроме меня. Грустная история, но я уже смирилась с тем, что всю загробную жизнь прохожу в обгорелой одежде и бинтах. То, как я познакомилась с Данте, — совершенно отдельная история, и ее я поведаю как-нибудь в другой раз.

Взгляд белобрысого кое-как сфокусировался на мне. Я протянула ему коньяк. После еще одного большого глотка Данте обрел способность говорить.
— …!
— Полегче, я все-таки невинная девушка, — возмутилась я.
— Извини. Напомни мне при расчете с клиентом поднять цену.
— Угу. А че там было-то? Расскажи!
Данте энергично замотал головой, при этом его коротко стриженые волосы, когда-то белоснежные, а теперь бурые от крови, встали ежиком.
— Не раньше, чем отмоюсь и высплюсь.
— Только аккуратней, я дверь покрасила! — гордо предупредила я. Белобрысый кивнул, поднялся на ноги и, цепляясь за стены, поковылял к ванной. Я честно дала ему пять минут на то, чтобы раздеться и лечь в ванну, и кинулась следом. На полу валялись кожаный плащ, испещренный серебряными заклепками, кожаные краги и прочие детали одежды, включая парные кобуры со «Степными коршунами». Я уселась на край ванны и приготовилась слушать.
— Ну, не терзай, рассказывай! Кто там был? Дракон? Оборотень? Вампир?
— Выползень, — мрачно ответил белобрысый.
— Он большой был? Где ты его нашел?
— На скотобойне в Нижнем Городе. Отстань, — Данте погрузился в воду с головой. Вот вечно он так! Ничего мне не рассказывает, пока не удовлетворит свои низменные инстинкты «помыться-поесть-поспать». Вода в ванне потихоньку бурела от его крови.
— Данте, солнышко, выныривай. А то истечешь кровью, — ласково пропела я, опуская руку в воду. Белобрысое солнышко мгновенно выскочило из ванны, подняв тучу брызг и ошалело хлопая глазами. Я деликатно прикрыла глаза. Ведь прекрасно знает, что в присутствии призрака температура воздуха понижается на несколько градусов, а температура воды и вовсе градусов на пятнадцать-двадцать. Зачем так бурно реагировать?
Пока он одевался, перевязывал раны и умилительно чавкал вчерашними холодными колбасками, я висела у него над душой, наслаждаясь (чисто эстетически!) видом его мускулистого торса, и в лучших традициях своего племени завывала:
— А большой был выползень? А как ты его победил? Сильно он тебя поранил? Очень болит? Ну не молчи-и-и-и, рассказывай!
Ответом мне было нарочито громкое чавканье. Так я ничего и не дождалась. Расправившись с колбасками, Данте поднялся наверх, в свою спальню (бывшую мою). Я осталась на кухне в полном одиночестве. Ах, вот ты как, белобрысый! Ну ладно, отдохнешь ты сегодня! Я распахнула створки шкафа и достала с полки любимые кандалы, купленные Данте на какой-то барахолке — подарок мне на стопятнадцатилетие со дня смерти. Гремят они как десяток жестяных кастрюль, сброшенных с большой высоты на камни. Зажигаем!
— Призрак! — донеслось сверху. Я сделала вид, что не слышу, и на пробу взмахнула цепями. Лязг получился, на мой вкус, недостаточно громкий.
— Ламар!
Надо же, он помнит, как меня зовут! Я бросила цепи на пол (лязгнуло сильнее) и воспарила наверх. Данте уже возлежал на кровати, до пояса укрывшись одеялом. Я взгромоздилась на тумбочку у изголовья и приготовилась слушать.
— Знаешь скотобойни в Нижнем Городе? Этот выползень поселился на самой крупной. Я там чуть не задохнулся, пока нашел эту тварь. Он успел пожрать почти все мясо, что там было, и половину рабочих. Еще про запас развесил под потолком.
Я представила себе висящие под потолком трупы с содранной кожей и выпущенными кишками и мысленно порадовалась, что уже умерла.
— Там все пропиталось кровью. Вонь непередаваемая, тучи мух, полы скользкие от мяса и жира, обломки костей…
— А можно без таких подробностей? — не выдержала я. Белобрысый ухмыльнулся и продолжил:
— Сам выползень был метров восемь от морды до хвоста и примерно с меня в холке. Мне еще повезло, что он не плевался ядом. Но чешуя у твари была непробиваемой.
— Непробиваемой?
— Я сам удивился. Только зря две обоймы расстрелял — пули просто отскакивали. Пришлось так его убивать…
Перед моим внутренним взором предстала дивная картина: просторное помещение со всем вышеназванным антуражем, восьмиметровый выползень и мой белобрысый, невозмутимо душащий гада его же хвостом. Красота! Но этот идиллический пейзаж был нарушен голосом Данте:
— Я разбил ему чешуи на морде и выбил глаз. Тогда до выползня дошло, что его убивают, — хриплый смех, переходящий в кашель. — Он хотел подсечь меня хвостом, я увернулся. Потом он все-таки умудрился зацепить меня когтями и швырнуть через всю скотобойню. Очень удачно для меня.
— Это чем же? — фыркнула я.
— Я приземлился рядом с колодой, из которой торчал мясницкий нож. Знаешь коронный прием выползня? Они поднимают голову и с размаху опускают на тебя нижнюю челюсть. Удар кости приходится вот сюда, — он коснулся гортани. — Силой удара жертве перерубает шею. Голова у выползня маленькая и плоская, и когда он ударил…
— Ты подставил нож.
— Тесак пробил ему кожу, язык, нёбо и вошел в мозг. Смерть мгновенная и практически безболезненная. Потом я нашел там масло для ламп, облил им выползня и поджег.
Некоторое время мы оба молчали. Мне было как-то не по себе от такого рассказа. Обычно Данте ехидно комментировал действия противника, восхвалял себя любимого и вообще был более велеречив.
— Знаешь что?
— Что?
— Это было очень странно. Я впервые видел выползня, от которого отскакивают разрывные пули. И то, что он все-таки задел меня. Обычно выползни ведут себя по-другому. У этих недоящериц-переростков мозгов не хватает, чтобы атаковать когтями.
— А тебе попался выползень-гений. Ты себя вел как браконьер! Коварно убил единственного в своем роде ящера, чей уровень интеллекта выше плинтуса — на уровне дверной ручки! Ты злодей, Данте. Тебя под суд отдать надо!
Он запустил в меня подушкой, закашлялся и резко сел на кровати. На пододеяльнике появилось несколько капель крови.
— Все, меня не кантовать и при пожаре выносить в первую очередь, — белобрысый снова улегся и отвернулся лицом к стене.
Я спустилась вниз и от нечего делать забралась на подоконник. Высунулась сквозь стекло на улицу — гроза уже закончилась, воздух пах гарью и тухлятиной. В Нижнем Городе горит скотобойня, а крысы-ассенизаторы редко утруждают себя прочисткой сточных канав. Как будто в диком Средневековье живем! Я-то еще помню, каково это: жить в доме, где санузел как таковой практически отсутствует, а для мусора предусмотрена яма в полу кухни. При этом считалось, что наша семья весьма богата, если может себе такое позволить, ха-ха-ха!
Посторонние запахи неожиданно исчезли. Снова пахло свежестью, как перед грозой. Заинтересованная я высунулась из окна как можно дальше. Там, за стенами домов, что-то происходило, но я никак не могла понять что именно. Я выскочила на улицу и взмыла вверх. Что? Призраки не могут покидать свой дом? Плюньте в глаза тому, кто это сказал! Я вполне могу бродить в пределах своего квартала, дальше, конечно, нельзя, ибо призрака удерживают на месте вещи, а не сам дом.
С высоты призрачного полета открывался прекрасный вид на Средний Город, но меня интересовало только одно строение — Одинокая Башня на острове посреди реки Идао. Мамой клянусь, дело было в ней, точнее, в ее жильце. Шизанутый Бонцзу, престарелый алхимик, пребывающий в вечном поиске Эликсира Бессмертия (брюквенного самогона), опять взялся за старое. В окошке на вершине башни горел свет, но я не стала вдаваться в подробности и повернулась, чтобы лететь домой… И тут за моей спиной раздался взрыв, прежние запахи вернулись, правда, теперь к ним примешивалась сивушная вонь. Теперь на улицах будут валяться пьяные голуби.
Почему-то меня не оставляло ощущение, что взрыв самогонного аппарата в Одинокой Башне — это знак свыше. Как показала дальнейшая практика, так оно и было.

1.

Решительным ударом молотка Данте загнал в стену последний гвоздь, спрыгнул с последней ступеньки стремянки на массивный письменный стол, со стола — на пол и гордо спросил:
— Ну, как?
— Как козел, — честно ответила я. Белобрысый почему-то не обиделся.
— Я про стены.
— А… здорово. Даже при жизни я такой красоты не видела. Молодец. Выношу благодарность в виде дополнительного стакана компота.
В течение недели после расправы с выползнем на скотобойне мы с белобрысым занимались важными делами: торговались с заказчиком, пытавшимся уклониться от уплаты ввиду того, что Данте, видите ли, «спалил к чертям собачьим скотобойню!», и доводили до победного конца ремонт гостиной, она же холл на первом этаже. Я исполняла роль главного аргумента в переговорах, белобрысый был тягловой силой и параллельно исполняющим обязанности бригады самостийских рабочих-ремонтников.
Надо сказать, все затраты окупились с лихвой. Обшитые деревом стены, шикарный ковер на полу, новая мебель и — гордость белобрысого! — шикарная аппаратура для его бас-гитары. Плюс шкура выползня, голова волка-оборотня и разнообразное оружие в качестве украшений на стенах. Лично мне нравились бронзовые напольные лампы, купленные на все той же барахолке у полубезумной бабули-гнома, утверждавшей, что она является последним отпрыском древнего рода Скаложрунов (вы таких знаете? Я нет).
— Лепота, — я опустилась на диван рядом с белобрысым. — В натуре, цель оправдывает средства…
— Воистину в натуре.
Наш тихий балдеж был прерван деликатным стуком в дверь… ну, настолько деликатным, насколько он может быть у чугунного дверного молотка. Потом дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель бочком скользнул… огненно-рыжий эльф. Точнее, что это эльф, мы догадались по длинным острым ушам, торчащим параллельно полу. Белобрысый нацепил любезную улыбку во все тридцать два зуба:
— Я могу чем-то помочь вам?
— Да…, — замялся юноша, глядя себе под ноги. — Я… вы…Вы Данте? Тот самый Данте по прозвищу Оторва?
— Я, — польщено ответил мой компаньон.
— Он, — подтвердила я, высунувшись из-за его спины. Эльф перевел взгляд на меня, закатил глаза…
— Интересно, на кого из нас он так бурно отреагировал?
— На тебя.
— Почему это на меня?!
— А ты давно себя в зеркале видела?
Я обиделась, но, пока Данте перетаскивал обморочного юношу на диван и поливал коньяком, смоталась в ванную и придирчиво изучила свое отражение — это удовольствие мне вполне доступно. Подумаешь, волосы растрепаны, половина лица — сплошной кровоподтек, ноги в царапинах и ожогах, а руки до локтей забинтованы! Я же не претендую на звание королевы красоты.
— Ламар, иди сюда.
Неторопливой походкой я выплыла из ванной. Обморочный эльф уже пришел в себя. Губки дрожат, глазки вытаращены, ушки дергаются, как будто парень пытался на них улететь.
Визитер больше всего напоминал ходячую рекламу тату-салона. В каждом ухе по семь-восемь колец, штанга в брови, гвоздик в носу. Одет гость был в драные на коленке штаны и безрукавку. На плече — красочная татуировка, изображающая дракона, окруженного орнаментом из квадратиков и треугольников. Фи, как банально! И почему такие инфантильные юноши считают, что татуировка-дракон — это круто?
— Призрак!
— Где?! — удивилась я. — Успокойтесь, юноша, я не кусаюсь. И даже не царапаюсь.
— Она мой ассистент по административным вопросам, — пояснил Данте. Рыжий посмотрел на него, как на чумного, и на всякий случай попятился к двери.
— Вы что-то имеете против? — пропела я, подходя ближе. — Я бы на вас посмотрела, если бы вы в течение ста пятнадцати лет не посещали парикмахера!
Юноша собрался снова падать в обморок, а я заработала укоризненный взгляд белобрысого.
— Ламар, выйди.
Я не поверила своим ушам. Он меня прогоняет! Меня, Ламар Данзель, законную владелицу дома! Никакого уважения к памяти умершей! Кипя негодованием, я ушла на кухню, достала кандалы и принялась греметь в свое удовольствие. Данте обычно называл это «Блюз обиженного привидения». У, зараза. Я ему это еще припомню.
В конце концов, греметь мне надоело, но других развлечений для обиженных призраков здесь не предусмотрено. Я швырнула кандалы в стену, тут же в холле что-то громыхнуло. Интересно, а вдруг это наша обшивка со стен посыпалась? Потом оказалось, что это вылетел гвоздь, на котором держалась голова волка (солидная такая байда размером с ведро). Спустя минуту в кухню просунулся Данте. Я отвернулась, всем своим видом показывая, что разговаривать с ним я не собираюсь.
— Призрак, — неожиданно ласково заговорил белобрысый. — Прости меня. Я был груб с тобой… Больше не буду, я обещаю. Ламар, ты самый замечательный призрак в мире. Ты такая…
Мне неинтересно, неинтересно…Неинтересно!
— Такая милая, — продолжал Данте. Теперь он стоял за моей спиной и трогательно дышал в макушку. Что поделать, я еле-еле достаю ему до груди, если встану на цыпочки. — Тебе никогда не говорили, что у тебя потрясающие волосы?
Он издевается, да? Или подлизывается? В любом случае, я на него обиделась.
— Ты красива даже после смерти… Мне так жаль, что я не родился в то время, когда мог бы познакомиться с тобой… ближе.
— Ну, что тебе от меня надо?! — не выдержала я. Белобрысый подхалим сразу перешел на деловой тон:
— У нас есть работа.
— У нас? Что значит «у нас»?!
— Эта передвижная ювелирная лавка — клиент. Причем, как мне кажется, состоятельный, — голос Данте понизился до заговорщицкого шепота. — Все, что от нас требуется, это сопроводить его в Лингтар и забрать оттуда какую-то эльфийскую фенечку. Платит налом, аванс…, — тут он назвал сумму, в которую нам обошелся совместный ремонт холла и кухни.

Аффтар жжот! пешы исчо!