
????

Группа: Житель
Сообщений: 46
Регистрация: 18.12.2005
Пользователь №: 4209

|
Эльфийку встречали приветственными возгласами и шутливыми упреками. Но Тинвэ, опустив глаза, никому не отвечала. Она чувствовала себя сейчас очень неуютно среди этих людей. Рем, абсолютно неузнаваемый, сильно повзрослевший и пугающе могучий с каким-то новым интересом разглядывал эльфийку. Люций и Мира едва взглянули на нее и продолжали свой тихий, казалось бы ленивый разговор. Но от глаз эльфийки не могло укрыться то, что демонолог заметно помрачнел, посмотрев на Тин. Лицо его стало много бледнее обычного, а глаза напротив потемнели. Так бывает с людьми, которые испытывают очень сильное горе или предчувствуют близкую беду. Разговор их прервался сам собой. Мира поднялась и села чуть ближе к Владимиру. Пламя костра отражалось на сверкающей белой броне. - Это была великолепная битва. – тихо обронила девушка, обращаясь к боевому магу. Владимир чуть помолчал, будто раздумывая, стоит ли отвечать, но потом повернулся к Паладину и сказал: - Я просто хотел опробовать свои силы. - И, я понимаю, результат тебе понравился. - Именно так, – кивнул Владимир. – Теперь я знаю, к чему мне стремиться. - Всегда нужно стремиться лишь к Истине. - А это и есть Истина. – Владимир впервые улыбнулся Мире. – И я уверен, что прав. Потому что иначе, святая дева, ты не сидела бы тут так спокойно. - Да, ты действительно прав, я думаю. Если бы каждый праведник обладал сейчас хоть четвертью той силы, что есть во сне в этот миг, мир бы очистился от скверны в самое ближайшее время. Боевой маг неопределенно хмыкнул. - Скажи, а от таких как я, ты бы тоже очистила мир? Мира ни на секунду не задумалась: - Может быть ты и нарушал законы Господа, но ты, как и все люди, не в моей компетенции. Хеллсинг занимаются нелюдью. А вас судить будет Всевышний. - Надеюсь, нескоро. - Скорей, чем ты думаешь. - Это угроза? - Нет. Просто люди всегда удивляются, когда к ним приходит смерть. Они каждый раз считают, что она явилась слишком рано. Вся команда мирно сидела у костра. Путники переговаривались, молодежь перебрасывалась шутками. Только Люций сидел, набычившись, и сумрачно глядел в пустоту. Изредка он бросал взгляды то на одного спутника, то на другого. Лицо демонолога периодически отображало какие-то судорожные попытки улыбнутся, но так и застывало на время жутковатой маской. Он отчаянно думал. Осатаневшая от бессилья мысль бросалась на стены черепной коробки и с воем скатывалась обратно, не в силах закогтиться и выбраться на свет. Ни одной зацепочки не было. От Зератула было не отвертеться. Он придет за платой. И уже совсем скоро. А время все шло. Медленно, с уверенностью палача подбираясь к горлу демонолога. Люций уже чувствовал на себе его хватку. Слышал тихий шорох песка, отмеряющего секунды. Слышал сухую поступь и деревянный стук древней, но от этого не менее острой косы. Слышал шуршание черных одежд. И совсем негромкий голос, говоривший: «Идем».
Шли последние минуты. Люций стал белее полотна. На виске его блеснула капелька пота, а руки едва заметно дрожали. Его мутило. Он чувствовал, что еще немного, и его стошнит. Люций отчаянно боялся. До рези в глазах, до постыдных почти готовых сорваться слез и до прерывающегося дыхания. Он боялся не смерти. Он люто боялся Зератула. Потому что плата могла оказаться ГОРАЗДО страшнее смерти. Демонолог уже ничего не видел, ничего не слышал и ничего не чувствовал. Мира несколько раз оборачивалась, но всякий раз наталкивалась на совершенно пустой бессмысленный взгляд отчаянно голубых глаз. У Люция был такой вид, будто ему только что вынули половину мозга. И он теперь это тщательно обдумывает. Непонятно было даже, улыбается он или нет. Глаза неотрывно смотрят на сапог Рема (и что там интересного? Мира даже потрудилась обернуться и взглянуть – ну ничегошеньки там не было интересного), пальцы рук намертво сплетены, так что костяшки побелели. Мира подумала, что еще немного и у демонолога пойдет дым из ушей. Как недалека она была от истины в тот момент. И в эту минуту кони вдруг заржали. Путники тоже почувствовали в себе что-то странное. Алые сполохи пробегали по их телам, а изнутри будто вытягивали что-то самое дорогое, сокровенное. Все резко замолчали, поневоле напуганные происходящим. И вдруг алая вспышка накрыла всю поляну. Когда путешественники протерли глаза, он поняли, что все закончилось. Кони, кроме Антрацита и двух лошадей Миры исчезли. Стали прежними и авантюристы. И невыразимо тоскливо было у них на душе. Гнетущая пустота, образовавшаяся после того, как оттуда вынули силу. Тело и душа помнили это могущество, которое дали им лишь на жалкие сутки. Помнили и страдали, и убивались и плакали по нему. Они хотели этого могущества. Оно было родное, такое близкое. Своё. Так легко было с ним, каким нарядным, ярким и легким казался мир. А теперь, узнавших радость высокого развития снова швырнули в болото протоплазмы. Но вот только забыли вынуть память о той высокоорганизованной жизни. И мир вокруг снова стал прежним – серым, тяжелым, опасным и еще раз опасным. Когда-нибудь эти тела, и эти души достигнут этих высот, зная, что они существуют. Но когда это будет? Даже Мира почувствовала себя ничтожеством, грязным, жалким и грешным. Она решила поститься. Чтобы, не откладывая начать самосовершенствование и долгий путь наверх. Все были заняты своими чувствами и не смотрели по сторонам. Только эльфийка, свободная от метаморфоз и душевных страданий, увидела, как на границе поляны появился Зератул. Демон улыбался мягко, но как-то многообещающе. По спине Тин пробежали мурашки. И тут она увидела лицо Люция. Лицо его было настолько бледным, что могло поспорить чистотой цвета с рубашкой Зератула. Ни кровинки не было в этой помертвевшей маске. Губы превратились в узкую белую полоску. Волосы были чуть взъерошены, а в глаза было страшно взглянуть. Это было Отчаяние. Немое. Укрытое толстой броней самообладания и гордости. Но от этого не менее безумное и страшно рвущееся наружу. Люций умирал глазами. С такими лицами не ходили даже на эшафот. Потому что на эшафоте любые мучения прекращались. А демонолог должен был отправиться туда, где его мучения, возможно, еще только начнутся. Но это лишь для тех, кто умеет читать по глазам, читать по жестам. Люций увидел Зератула. Глазами. Душой он чувствовал его уже давно. Не говоря ни слова, демонолог поднялся и сделал шаг навстречу. И встретившись взглядом с демоном, Люций улыбнулся. Страшно, криво, но все же улыбнулся. ...Он умирал, безумец Девона. Наивный, гордый, слабый человек с насмешливыми строгими глазами -- и шесть часов перебирал в горсти крупицы, крохи Времени, слова, стеклянные и хрупкие игрушки, боль, гнев и смех, и судороги в горле, всю ржавчину расколотого века, все перья из распоротой души, все тернии кровавого венка, и боль, и плач, и судороги в горле... Он умирал. Он уходил домой. И мешковина становилась небом, и бархатом -- давно облезший плюш, и жизнью -- смерть, и смертью -- труп с косою, и факелы -- багровостью заката; он умирал -- и шелестящий снег, летящие бескрылые страницы с разрушенного ветхого балкона сугробами ложились на помост, заваливая ночь и человека, смывая имя, знаки и слова, пока не оставался человек -- и больше ничего. Он умирал. И Истина молчала за спиною, и Дух, и Плоть, и судороги в горле...
- Время платить, Боанергес. Идем. – Зератул протянул руку вперед. Марцелл, зовущийся в определенных кругах Сыном Громовым Боанергесом, покачнулся и, сделав еще шаг вперед, коснулся протянутой ему руки. Он был гордым, не смотря ни на что. И он ни разу не обернулся. Едва руки демонов соприкоснулись, по глазам невольных зрителей снова резанула алая вспышка, и оба демона исчезли. Антрацит тоскливо заржал, проперся напрямик через всю поляну к тому месту, где исчез Хозяин, понюхал землю вокруг, пару раз копнул копытом землю и остановился. Что делать дальше, он не знал. А над костром висело молчание. Тихо трещали в огне сухие ветки, мошкара вилась рядом, где-то стрекотали цикады. На лес опустилась ночь. Мира мертвой хваткой вцепилась в крест. Она молилась сейчас отчаянно и яро. Молилась о спасении темной богохульной души одного страшного грешника.
--------------------
Нам демонов не надо - мы сами демоны.
|