Прошу кидаться тапками

Опус №1. Быть собой

Над городом и окрестностями тихо сгустились тучи, проливаясь мелким осенним дождем. Грибники были просто в восторге, но простым жителям промозглая слякоть, когда каждый второй рядом идущий хлюпал носом, пришлась весьма не по душе. Но, несмотря на непогоду, огромный муравейник мегаполиса продолжал жить в том же самом ритме. Все знали, куда, зачем и для чего они идут, и каждый старался не выбиваться из графика.
Из метро вышел невысокий человек. День за днем он повторял один и тот же маршрут. Дом – метро – работа. Серо-стальные глаза таили в глубине такую усталость, что, взглянув в них, можно было дать человеку лет шестьдесят с лишним. Хотя в действительности ему было чуть меньше сорока.
Перед глазами Семена Семеновича Разумовского или попросту Квадратыча, работника цирка с двадцатилетним стажем, в очередной раз вырос до боли знакомый купол. На карнизах ютились голуби, прячась от дождя, поэтому клоун интуитивно ускорил шаг. Хотелось быстрее проскочить под крышу, чтобы, помимо дождя, на куртке никаких других следов пребывания на улице не осталось.
Он жил. Отрабатывал свой номер. Малая песчинка посреди серого пляжа. По крайней мере, внешне так оно и было. Тяжело жить, скрывая свою сущность. Лишь в цирке он изредка мог побыть собой, когда приходилось изображать волка в детских постановках. И то приходилось сдерживать себя, чтобы в разгар сказки по-настоящему не вонзить клыки в бабушку или ее полоумную внучку в красной шапочке.
“Бабушка! Для чего у тебя такой длинный нос?” – кривлялась Шапочка – плоскогрудая девица Краснова, которой тоже было за тридцать. Последнее время так и подмывало ответить “Какой х..! Простите, какой хвост, такой и нос!”

“Браво! Бис!” - зрители рукоплескали. В этот вечер, в отличие от многих других, в цирке был аншлаг. Детишки восторженно верещали и заливались звонким смехом, глядя на происходящее на манеже. Белолицый клоун в зеленом парике-грибке приводил их в особое умиление. Он плакал, а дети смеялись.
Смех да слёзы… а чем еще жить?
Лицо Квадратыча, скрытое за маской грима, было полностью бесстрастным. Он просто делал свою работу, которая в очередной раз не доставляла ему никакого удовольствия. Только сильнее разгоралось раздражение, изредка пробивая пламенными язычками серый пепел обыденности. Положительные эмоции канули в лету. Да и ярость слишком часто последнее время толкалась в грудь.
Едва сдерживая себя, Квадратыч ушел со сцены. За его спиной сомкнулась ткань кулис, и тут же в опилки полетел его дурацкий зеленый парик. Клоун хлопнул дверью гримерки и, досадуя на судьбу, начал нервно стирать грим с лица.
В глазах вновь появилась сталь и еще что-то, чему даже точного определения дать невозможно. Хотелось бросить все и пойти напиться. Решено. Сегодня Сеня будет отрываться по полной.
Это называется – вспомнить все хорошее! Завалиться в какой-нибудь кабак. Залить в себя пол-литра белой для пущей веселости. Снять соску… а лучше двух!
С кривой ухмылкой Разумовский вспоминал прошлую свою попойку и то, во что она превратилась… Девушка была сладкой. Сладкой во всех отношениях.
Во рту привычно шевельнулись клыки.
- Сеня, ты в порядке? – в приоткрывшуюся дверь гримерки просунулось лицо “Шапочки”, - готовность номер ноль! Две минут и выход.
- Иду, иду… - Семен уже натягивал на себя шкуру Серого Волка и дурацкую маску. Несмотря на все проблемы, он – профессионал. А значит нужно сейчас идти и нести радость тем, кто еще умеет смеяться…

…Выпитая бутылка водки раскрепостила. Под ритмичное “тынц-тынц-тынц” еще один папуас присоединился к остальным “колбасерам” дико дергающимся на танцполе. Гибкие тела местных “зажигалок” терлись рядом, будоража кровь. В полумраке клуба выражение глаз не играло никакой роли. Да и кто будет в них смотреть?
Стоило зазвучать “медляку”, как руки сами легли на талию стройной блондинки, танцевавшей рядом. Она и не была против.
Красавица щеголяла в серебристом полупрозрачном наряде с глубоким декольте, в котором виднелась весьма и весьма аппетитная грудь.
“На одну лечь, другой укрыться” – мелькнула задорная мысль после брошенного в вырез взгляда. Но она быстро улетучилась, стоило Семёну закружить девушку в танце.
Аромат молодого тела пьянил. Хотелось покрепче сжать длинноногую обольстительницу в объятиях, зарыться в ее волосы и никуда не отпускать. Но Квадратыч сдержал себя. Он знал, чем это, в конце концов, может закончиться, и не спешил приближать сей момент.
Разрывавший динамики хрипловатый голосок западной певички, выводившей под неплохой гитарный рифф знаменитое “Don’t speak!”, стих. Пары замерли, и Семен впервые взглянул девушке в глаза. В ее синих озерах плясали веселые искры.
- Ольга! – произнесла она, наконец.
- Семен! – он едва успел ответить, прежде чем их оглушил новый музыкальный удар. Двое замерли посреди беснующейся толпы в мерцающем свете стробоскопических лазеров, держась за руки…

Рука клоуна покоилась на талии Ольги всю дорогу до его дома. Хорошая девушка, горячая…Семён Семёныч решил насладиться в полной мере.
Щелкнул замок, пропуская в открывшуюся дверь изрядно подогретую парочку.
- А у тебя уютно. – Ольга еще успела что-то сказать, прежде чем губы Семёна нашли ее уста. Дальнейшее потонуло в волне накатившей страсти…

Волосы Ольги разметались по подушке. Девушка сладко спала на плече Квадратыча, который из последних сил сдерживал себя. Лунный свет, льющийся через подслеповатое окошко, высеребрил ее волосы, сделал и без того светлую кожу почти что молочной. Лишь по-прежнему маняще алели губы.
Тихо вздохнув во сне, девушка перевернулась на бок. Одеяло сползло, обнажив точеное плечо, грудь с бурым пятном соска, изящный изгиб шеи…
Перебарывать свое естество становилось все сложнее. В голове крутился калейдоскоп безумия. Сцены, одна кошмарнее другой возникали в памяти Разумовского. И везде итог был один – заляпанная кровью комната и холодеющий женский труп на кровати.
Нет, боги! Только не сегодня, не сейчас! Если я думал об этом до этой ночи, то сейчас я не хочу ее смерти… не хочу… уууууу… - тихое подвывание нарушило ночное спокойствие.
- Ты еще громче не можешь? Жил бы в квартире, тебя бы соседи мигом раскрыли, - Ольга и не думала дальше притворяться, что спит, - глупый ты, волк! Чем меньше сопротивляешься своим желаниям, тем легче их контролировать. Смотри! – девушка вмиг соскочила с кровати, не стесняясь своей наготы.
На еще не до конца принявшей нужные очертания волчьей морде Разумовского отразилось почти человеческое удивление. Стоявшая перед ним красавица обернулась в ладную волчицу с серебристой шерстью. Квадратыч даже моргнул несколько раз и укусил себя за лапу. Думалось, что он спит или начал бредить.
- Если ты знала, кто я, почему молчала? – пролаял он. Вместо ответа Ольга на мягких лапах подошла к нему и нежно куснула за загривок. Ее голубые глаза лучились мягким светом.
- Такие, как я, умеют чувствовать собратьев, - ответила она спустя некоторое время, - ты же еще слишком юн для этого, и тебе нужно еще очень многое познать, многому научиться. Идем!
- Куда? – в голос Семена вернулось всегдашнее безразличие.
- Быть собой. Учиться жить…

***

- Привет! – на лице Разумовского впервые за долгий период играла улыбка. На радостях он поцеловал сначала “Красную Шапочку”, а затем и “Бабушку”. Те от неожиданности опешили. Танцующей походкой счастливый клоун отправился в гримерку.
- Чего это с ним? – плоскогрудая “Шапочка” первой обрела дар речи. Видеть Квадратыча в подобном расположении духа было, мягко говоря, не привычно.
- Может, влюбился, наконец, - “Бабушка”, а в миру попросту Степанида Адольфовна Зайцева, пожала плечами, - иначе и не скажешь!

- Краснова, Зайцева, Разумовский! Готовность номер ноль, хорош прохлаждаться по гримеркам! – директор цирка пытался добавить в голос строгости, чтобы заставить своих артистов шевелить конечностями быстрее.
- Уже, Степаныч! – первым из своей комнатушки выполз улыбающийся во все тридцать два зуба Серый Волк. Разумовскому прямо-таки не терпелось на сцену, он хотел отработать номер как можно быстрее и уйти.
Бежать прочь из этой конуры. На свободу. В лес, где никто не помешает ему быть собой. Где не надо прятаться и дрожать от каждого постороннего шороха, в боязни быть замеченным. Где есть только вольный ветер, ласкающий листву на ветвях, зеленый ковер трав и душистый аромат цветов… а в небе мириады ярких глаз, которые, кажется, смотрят только на тебя…
Семен играл на манеже, вкладываясь в роль полностью и без остатка, и даже несколько более того. Но мысли его были не с ним. В памяти стояла вчерашняя ночь и ее волшебство.
Он вспоминал теплое, пряное дыхание Ольги на груди и восхищенный блеск ее глаз, когда они, запыхавшись после бега наперегонки, лежали на небольшой полянке в мягких зарослях папоротника. Словно наяву он чувствовал, как ее клыки нежно покусывают край его уха… как в ответ в груди рождается и растет что-то очень-очень горячее, грозя вырваться наружу.
А потом новая гонка. Серая и серебристая молнии мелькают меж стволов, с каждой секундой настигая удирающего со всех ног олененка, невесть каким образом оказавшегося неподалеку от городских стен. Прыжок, и серый волчара, вцепившись в горло несчастного создания, валит жертву с ног. Серебристая тень падает рядом. Добыче не уйти. Клыки рвут горло, и теплая вязкая жидкость окрашивает пасть темным багрянцем.
Первобытный восторг разрывает грудь и выплескивается оглушительным воем, знаменующим первую победу. Звук раскатывается далеко окрест, но теперь ему нечего бояться, некого таиться… Горящий взгляд Ольги словно говорит ему:
“Теперь ты понимаешь, что значит - быть собой? Вот она, настоящая жизнь!”
И новый раскат воя оглашает лес…

Разумовский медленно приходил в себя. Шум вокруг стоял не вообразимый, чего и стоило ожидать. Но, к удивлению клоуна, это были вовсе не аплодисменты и крики довольной ребятни. Это были вопли страха и ужаса, от которых, казалось, сейчас обрушится цирковой купол.
Семен обвел взглядом окружающих. “Бабушка” Степанида Адольфовна вместе с “храбрыми охотниками”, сверкая пятками, улепетывала за кулисы. Зрители ломились в проходы, давя друг друга.
“Во дают! Бомбу что ли заложили?” – такой вывод напрашивался, потому что только стражи правопорядка оставались на местах. И сейчас охрана дружно потащила оружие из кобуры, нацеливая его на Квадратыча.
“Эй, ребята, вы чего?” – хотелось выкрикнуть, но слова замерли, так и не сорвавшись с губ. Взгляд оборотня упал под ноги, где в луже собственной крови с разорванным звериными клыками горлом остывало тело Красной Шапочки. Не такой конец должен был быть у сказки…
Быть собой! До конца!
Последний гордый волчий вой оборвался в трескотне пистолетных выстрелов…

Опус №7. Любовь и стрелы

На втором этаже тихо скрипнула дверь, и на лестнице раздались шаги спускающихся влюбленных. Хозяин на время оторвался от “излюбленного” занятия – протирать фужеры и кружки – и обернулся к новой счастливой паре.
- Уже уходите? – в карих глазах владельца мотеля отразилось довольство.
- Да, спасибо вам за все, мистер Дженнингс! – парень и девушка, совсем юные и такие прекрасные, в один голос поблагодарили добродушного хозяина, который вчера предоставил им самый шикарный номер из всех когда-либо виденных ими.
- Будьте счастливы… - протянул в ответ владелец гостиницы, но влюбленная парочка уже не слышала его слов. За их спинами закрылась входная дверь, и хозяин подавил тяжелый вздох. Работа купидона отнимала очень много сил. Творишь для остальных сказку, пробуждаешь чувства…
- Устал, милый? – на плечи легли нежные руки Сильвины, его супруги и помощницы, младшей амуры, - Может, чаю выпьешь или взвара верескового с медком?
- Да ничего необычного, дорогая, - Хайбери накрыл ладонь Сильвины своей, - ординарный случай. Лучше принеси-ка мне журнал.
Амура надула губки, и Хайбери улыбнулся. Ей-богу, когда изображает строгость и сердитость, она еще прекраснее.
- А потом я с удовольствием выпью твоего взвара, - добавил он спустя секунду, - но, ведь ты же сама понимаешь, что отчетность… - Дженнингс виновато развел руками.
- Да ну тебя! – Сильвина фыркнула. Ее легкое раздражение прошло в мгновение ока. Взмахнув широким подолом платья небесного цвета, амура отправилась в кабинет мужа, к несгораемому шкафу, где посреди кип пергамента лежала и ждала очередную запись толстенная книга в темно-синем переплете.
- Не забудь перо и чернила, пожалуйста!
- И сам бы сходил, не переломился! У меня не четыре руки! Пора слугу нанимать, чтоб журналы тебе таскал… чернильницы… - голос Сильвины из дальней комнаты доносился слегка приглушенно, а последние слова потонули в скрипе открываемой дверцы шкафа.
Впрочем, когда амура вернулась, неся в руках увесистый том годовой отчетности, то чернильница и перо все же не были позабыты ею в кабинете.
- Я люблю тебя, дорогая! – Хайбери запечатлел поцелуй на губах жены, принимая из ее рук тяжелую ношу.
Запись №9999. Сидни и Мирра. Гарантирован счастливый брак. Предположительно детей будет трое: мальчик и две девочки.
- Знаешь, милая, - трактирщик-купидон бросил в мусор использованное перо и закрыл чернильницу, - следующая пара будет для нас маленьким юбилеем…

***

- Ну, и за каким ты приволок меня в это богами забытое место? – русоволосая девушка обернулась на своего спутника, - «Колыбель Чувств»… Просто не знаю даже, куда себя деть от наплыва романтики!
- Дара, послушай, это прекрасное место, где… - стоящий рядом с девушкой парень, казалось, пропустил мимо ушей сарказм в словах подруги, - где мы сможем отлично провести время.
- Знаешь, Макс, в городе мы бы тоже могли неплохо развлечься. У Вольдемара на субботу как раз вечеринка была намечена, - в изумрудных глазах Дары плясали злые огоньки, - а ты меня затащил черт знает куда!
- Но ведь ты сама хотела увидеться. Это не моя идея была, - парень прищурил правый глаз, глядя на девушку.
- Если б я знала, – русоволосая уперла руки в бока, - то еще дважды бы подумала! Лучше бы с Эндрю пошла развлекаться. Он, как раз, мне предлагал к Вольдемару нагрянуть.
- Ну, и шла бы ты со своим Эндрю, куда глаза глядят! От меня тогда тебе чего надо было? – юноша махнул рукой и, отвернувшись, зашагал к двери мотеля, - У меня от твоих выходок уже крыша едет.
- Мааакс…

Хайбери нахмурился, взглянув на жену. Сильвина нервно теребила нижнюю губу, как всегда, когда о чем-то глубоко задумывалась.
- Что скажешь?
- Тяжелый случай… может наверху, - амура возвела очи горе, - ошиблись. Не похоже, что эти двое созданы друг для друга.
- С чего ты так решила? – он пожал плечами, - Молодой человек прямо-таки пылает.
- Зато подруга у него… - Сильвина сокрушенно покачала головой, - Знаешь, какую мысль я у нее обнаружила? Порой, она готова выйти замуж за первого, кто ей это предложит.
- Ситуация… - Дженнингс недоуменно почесал затылок, - Деваться-то некуда, будем работать…

Дверь мотеля резко распахнулась, и вошедший темноволосый юноша раздраженно прошествовал к стойке. Следом вошла девушка с несколько виноватым выражением на милом лице.
- Меня зовут Дженнингс. Чем могу быть полезен? – на лице Хайбери играла приветливая улыбка.
- Номер. Вернее два номера. Одноместных! – в глазах парня таилась обида. На свою подругу он даже не обернулся.
- Мася… - русоволосая подошла сзади и взяла парня под локоть, - ты рассердился на меня что ли?
- Отстань, прошу тебя! – парень мягко высвободил руку, - Ну так что там с номерами? – он вперил взгляд своих серо-голубых глаз во владельца мотеля, который изучающее разглядывал парочку.
- К сожалению, молодой человек, все номера только на двоих…
- Тогда два двухместных номера!
-… и свободен сейчас только один. Брать будете? – Дженнингс хитро посмотрел на девушку, которая несколько смутилась от такого взгляда.
- Будем!
- Нет!
Все-таки девушка успела раньше.
- Сильвина! Ключи от седьмого номера, будь добра… - Хайбери расцвел лучезарной улыбкой.
“Вы, голубки мои, еще поворкуете…”

Высокая резная дверь из темного дуба тихо скрипнула, створки разошлись, пропуская Дару и Макса в роскошные апартаменты.
- Чего застыл? Проходи! – девушка нетерпеливо толкнула своего замершего в дверях спутника кулачком в спину, но тот даже не пошевелился.
- Макс! Подвинься хотя бы, – Дара, наконец, протиснулась мимо юноши и тоже застыла, изумленно раскрыв рот. Было от чего замереть.
Пол в номере был укрыт пушистыми коврами, на которых причудливо вились незнакомые, но от этого не менее прекрасные узоры. Многочисленные розовые светильники заливали помещение мягкими закатными красками. В большое стрельчатое окно заглядывали далекие облака…
В зеркальных плитках потолка дремали, ожидая своего часа, пока незримые звезды…
Последние лучи солнца золотили пристроившихся на балдахинах кровати ангелочков с луками. Даре на мгновение показалось, что одна из фигурок повернулась к ней и подмигнула.
- Откуда такое великолепие? – девушка первой обрела дар речи, - Мог бы хоть предупредить!
- Я сам не думал… - юноша, казалось, был поражен не меньше девушки. Он до сих пор не мог поверить, что многое из того, о чем он мечтал, внезапно стало явью. Губы обжег горячий поцелуй Дары, оборвавший слова.
- Спасибо… - выдохнула девушка через несколько минут.
Купидон на спинке кровати скромно улыбнулся.

***

Вечер опустился серой пеленой, и на кошачьих лапах в комнату прокрались сумерки. Светильники, словно чувствуя некую торжественность, потухли, погрузив все в тихий полумрак.
На столе, куда уже был подан ужин, загорелась пара ярких свечей. Их мягкий свет обволакивал двоих, сидевших друг напротив друга.
Пальцы юноши нежно коснулись ладони девушки, и царящая вокруг темная ночь была нарушена появлением зарождающейся из ничего звезды. Она лучилась жемчужным светом, и следом за нею вспыхнули еще сотни таких же крошечных светил, превратив потолок в безграничный океан звезд…
Пальцы Макса и Дары переплелись. Им вовсе не казалось, что происходящее вокруг является чем-то необычным. Наоборот, окружающее вносило дополнительные штрихи в то волшебство, пробуждающее чувство, что сейчас ярко пылало в груди юноши, и чей робкий язычок задрожал в душе девушки. Ее глаза с новым блеском смотрели на юношу.
- Дара, послушай, - голос Макса слегка дрогнул. Его правая рука что-то нервно теребила в кармане пиджака.

“Я думаю, у них все получится!” – в мысленном послании Сильвины чувствовалось волнение. Невидимые для Дары и Макса амура и купидон неслышно взмахивали крылышками под потолком номера.
“Не знаю”, - Хайбери задумался, - “Если что, возможны и крайние меры”, - купидон скосил глаза на выглядывающий из-за плеча лук и колчан с золотыми стрелами…

… - я лишь хочу быть с тобой. Навсегда, - Макс, наконец-то, достал из кармана то, что ждало именно этой минуты. Небольшая коробочка черного бархата. С негромким щелчком крышка поднялась, явив взгляду девушки золотой ободок с мелкими вкраплениями драгоценных камней.
Бриллианты звезд закружились вокруг в безумном танце…

“Она колеблется”, – сообщила Сильвина, - “Он первый, кто ей делает предложение, а она до сих пор не разобралась в себе. Не знает, кого же она действительно любит”.
И, действительно, огонек чувств девушки мерцал, словно уголек костра на ветру. То ли разгорится с новой силой, а то потухнет, задуваемый налетающими порывами.
С тихим вздохом Хайбери потянул стрелу из колчана и наложил ее на тетиву. Сопровождаемое короткой комариной песней золотистый росчерк метнулся к сердцу девушки.

… - я согласна! – прошептала Дара. Пляска звезд замерла, и комнату на краткий миг затопило ослепительное жемчужное сияние. Оно оборвалось спустя секунду.
Самая первая звезда, что зародилась от соприкосновения ладоней влюбленных, от энергии забившихся в унисон сердец, покинула свое место. Ее лучи коснулись кольца, что медленно ползло вверх по безымянному пальцу. Мягкий свет разбился на множество лучиков, что впитывал в себя сейчас каждый драгоценный камень на кольце, мерцая в такт ударам сердец…

***

Запись №10000. Макс и Дара…
Не закончив, Хайбери отбросил перо.
Надоело. Сколько можно решать за кого-то: любить или нет. Который уже раз этот проклятый лук и стрелы. Последнее средство… Может, любви и нет никакой вовсе? И ее попросту придумали, чтобы…
Развить мысль не дало появление амуры.
- Ты чего такой хмурый? – раздался над ухом бархатный голос. Дженнингс поднял взгляд на висящее напротив него зеркало. Вид у него действительно был не ахти.
Настроение у Сильвины, напротив, было превосходным. Она наклонилась и поцеловала мужа в щеку.
- Да так… - уныло протянул Хайбери, хотя понимал, что уклоняться от ответа все равно нет смысла. Когда Сильвина хотела что-то у него выпытать, она добивалась своего, - Размышляю.
- Ну и о чем же ты тут думал? – амура села Хайбери на колени и игриво дотронулась пальчиком до кончика его носа.
- О любви… о последней паре… о луке и стрелах… - купидон посмотрел в ясные глаза жены, - Я думал, какое право мы имеем вмешиваться в чужие отношения. Может эти двое, - Хайбери кивнул в сторону журнала с записями, - не должны были соединиться. Вдруг тем самым мы нарушили чью-то еще судьбу.
- Ах, вот ты о чем, - от улыбки амуры на душе несколько потеплело, - Можешь не волноваться на счет этих двоих. У них настоящая, искренняя любовь, зарождение которой произошло на наших глазах.
- Ты еще скажи, что я промахнулся! – Хайбери покачал головой.
- Почему промахнулся? Попал. Ты же у меня самый меткий! - Сильвина еще раз поцеловала мужа, пытаясь скрыть хитрый блеск в глазах. Впрочем, этого ей сделать так и не удалось, - Только есть одно “но”...
- Какое?
- В следующий раз проверь, что за стрелы у тебя в колчане, - довольно улыбнувшись, амура быстро поднялась с колен мужа и взбежала по лестнице в спальную.
“Причем тут стрелы”, - Дженнингс, недоуменно почесав в затылке, достал из верхнего ящика стола свой колчан. Взял первую попавшуюся, и его глаза изумленно раскрылись.
Стрела была “холостой”.

“Вот чертовка!” – улыбающийся Хайбери повесил на дверь гостиницы табличку “Закрыто” и поднялся наверх вслед за женой, - “Интересно, как давно она подменила стрелы? Ну, я ей сейчас задам…”
Дверь спальни тихо отворилась, пропуская купидона.
Работа работой, но за чужой любовью и о собственных чувствах забывать не стоит…