Жаль...я люблю смысел...а особливо шоп сюжет!

Я не так часто пишу стихи, хотя мне это очень нравится...
Это одно из последних...
прошу не судить слишком строго...

************Танец.************

Музыка льется прозрачной рекой,
Мы танцуем, танцуем, танцем с тобой.
Мы танцуем наш танец, ты и я,
С тех пор как впервые я встретил тебя.

Меняется ритм, меняются дни,
Мы танцуем, танцуем с жизнью одни.
Во всполохе ночи, в зареве дня,
Ты не оставила в танце меня.

Музыка манит, и я дарю себя тебе,
Мы танцуем, танцуем, танцуем на дне.
Мы играем в веселые игры с судьбой,
Безумные дети под бледной луной.

Музыка птицей бьется в окно,
Мы танцуем, танцуем, танцуем, давно.
Горечь полыни легла на уста,
Как быстро тускнеет твоя красота.

Музыка громче играет для нас,
Мы танцуем, танцуем, танцуем сейчас.
Но на этом балу мы не одни,
Подруга твоя стоит, там в тени.

Она просто стоит и смотрит на нас,
Мы танцуем, танцуем, один только раз.
Считает мгновенья подруга твоя,
Она хочет забрать меня у тебя.

Закончилась музыка, это финал?
Мы танцуем, танцуем, но я не устал!
Улыбнулась ты мне и отошла,
Подруга твоя меня обняла.

Меняется ритм, меняются дни,
Мы танцуем, танцуем со смертью одни….

*****************Э.©*****************

Кот Баюн, ты хочешь сказать, что там сюжета нет?

Посвящно "Белому Кресту"

Там где ночь озаряет пустые кварталы,
Там где сны достигают корнями небес,
Там где высятся железобетонные скалы,
Там где жизнь и смерть продают на развес,
Там где мыслят, лишь переключая каналы,
Там где крик разрывает струна на порез,
Там где их душ ледяные кристаллы,
Там где охота. Где я. И где крест.

Однако ж, совсем я забыла, что есть у меня этот стиш... былвает-бывает) надо чаще дневники перечитывать)

Я боюсь темноты.
Я боюсь немоты,
Тишины. Одиночества тоже.
Я боюсь быть собой,
Я боюсь быть другой –
На знакомых своих не похожей.
Я боюсь громких слов.
Я боюсь странных снов.
Свои страхи я чувствую кожей.
Страх владеет душой.
Я боюсь стать чужой
Для того, кто всего мне дороже.
Даже плеска воды
(В нем есть отзвук беды)
Я боюсь. Осень, зиму и лето,
И небесную синь
Я боюсь. Там Полынь
Приближается облаком света.
Я боюсь не успеть
Свою песню допеть,
Своего не исполнить обета.
Я боюсь замолчать,
Не успеть рассказать,
Что не сказано и не допето.

Еще, тоже откопала:

На черном бархате небес
Как будто ртутью из тумана
Нам нарисован дивный лес
Лес миражей и лес обмана
Тот лес блестит, тот лес живет
Сияя крошкою алмаза
Тот лес звенит, тот лес поет
И песнь его видна для глаза.
И ей внимает все кругом,
И все с ней радость разделяет.
Одна лишь мыслит о другом,
И вновь грустит, и вновь рыдает.
С тоской рассвета ждет она,
Огня, пожара небосклона.
Ждет и печалится Луна,
Влюбленная в Эндимиона.

Творчество моего друга:
Вредные советы настоящему влюблённому.

Если в девушку влюбился
Неожиданно и сильно,
Время ты тянуть не вздумай,
Действуй сразу, без раздумий.

Начинай с того, что мелом
На заборе, ночью тёмной,
(так намного романтичней)
Напиши: «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ Я!».

Не забудь поржать, как Бивис
(Лучше, если друг поможет!)
Пусть любимая услышит,
Что весёлый ты и умный!

Встав пред нею на колени,
Подари цветов охапку
И кольцо с брильянтом тоже.
Громко вслух прочти поэму.

Напоследок в туалете
Обглотайся димедролу,
Для надёжности вскрой вены
И натри верёвку мылом.

Обязательно так сделай,
Ты ж мужчина настоящий!
Пусть коварная узнает,
Что ты храбрый и отважный!

И тогда в слезах, быть может
Прибежит и скажет: «Милый!»
И цветов букет положит
На геройскую могилку!..

Зима, и мелкий снег идет,
И девушку хоронят.
Идущий за гробом народ
Ни слова не проронит.

Она красива и бела,
И в платье подвенечном.
Всего два дня, как умерла,
А кажется, что вечность.

"Я не могу поверить в то," -
Читается у всех в глазах.
Пусть волосы седы, зато
Блестит улыбка на губах.

Упал пред гробом на колени
И Он, виня во всем себя:
Прости, хоть нету мне прощенья,
Прости, не уберег тебя.

Так, безмятежно улыбаясь,
Она закончила свой путь.
И каждый, кто с нею прощался,
Не удержался, чтоб вздохнуть...

Когда-то был я тут один...
Да, сам себе был господин,
Был тёмным я и злым на всех,
Но нужным оказался мне лишь смех...
Простой и тихий смех. Тепло -
Оно мне выжить помогло,
Ведь оказался на краю
В моём искусственном раю.
И только ТЫ мне не дала упасть
С того обрыва. И пропасть
В тех буйных водах с головой.
И я услышал тихий шёпот:
"СТОЙ!.."


посвящается любимой

Раньше я не знал, что такое Любовь.
Сейчас я понимаю вновь и вновь:
Что утопаю в глубине любимых глаз,
Дрожу в объятьях нежных каждый раз.
Но вдруг я ужаснусь:
А если их не станет, как только я проснусь?
При этих мыслях холодеет кровь.
Как больно ощущать такое чувство как Любовь!


MONOLIT и Диляра

...

И прах безжизненный, свободный
Осядет пылью на гранит,
Покрыв вокруг все слоем тонким.
Сей прах огонь в себе хранит!
Как Феникс, чтобы возродиться,
Сейчас же в пепел обратится!
Он пеплом стал, сгорев при Жизни
Он символ Смерти, Бренность, Тлен.
Он Концентрат, Первоначало,
Он Бесконечность и Предел.
Он есть и цель, и сущность Жизни,
И сущего всего удел

Немного критики.
Celt, очень понравилось твоё стихотворение. Читается довольно легко, но вместе с этим пронимаешься этой мыслю, чувствуешь...вечность! Очень точно подобраны слова. Кажется, что стихотворение редактировалось не раз для достижения надлежащего эффекта.
MONOLIT, последние два твои стихотворения написаны под влиянием сильных эмоций. Есть пара не совсем удачных мест в ритме и рифме, но в целом производят хорошее впечатление. Сильно режет слух вот это место:
Но сама суть стихотворений очень впечатляет. Хотелось бы прочитать ещё несколько твоих работ.


<span style='font-family:courier'>Помещаю сюда несколько своих лучших стихов.
ЗЫ:НАДЕЮСЬ НА КРИТИКУ!!!</span>

***
И седрце ноет и душа болит,
Тоска и боль свинцом и страхом давят.
Хочу любить-да кто позволит?
И жить хочу-кто разрешит?

Дождь.
Серо на улице, серо в душе
И дождь заполнил всё везде.
Стекает капля по стеклу
Слеза течёт из глаза на щеку.
И руки тянутся к дождю,
Чтоб слиться с ним в единую слезу.
А встретилось им лишь окно:
Безжизненное, мёртвое стекло.

***
Слеза дождя на окне,
Моя слеза на щеке.
Мы вместе плачем о мечте
Погибшей в мира суете.

Звезда.
Когда закатится звезда
За горизонт далёкий
За нею вслед уйду и я
Нелёгкою дорогой.
Она осветит трудный путь,
Ведя меня к финалу.
Покажет этой жизни путь,
Но отведёт к началу.
И снова буду я идти
Нелёгкою дорогой.
Но в этом жизненном пути
Не будет мне подмоги.

***
Я хочу умереть и воскреснуть хочу,
Я хочу полюбить, ненавидеть хочу.
Я хочу просто жить, не смотря ни на что.
Я хочу, я хочу...то, что мне не дано.

Мои стихи.
Все стихи мои стандартны,
Банальны рифмы и просты.
К "стандартны" рифмой будет "карты"
"Просты" рифмуется с "цветы".
А так хотелось б мне прилумать
И свой размер, и слог, и стих.
Чтобы "придумать" было с "мать"
И "стих" писался бы с "утих".
Но нет. Нет в голове моей
Оригинальных рифм или идей.
И может скажет кто:"Забей!"-
Банальна рифма, хоть убей!

Шелестит ковыль, ветром клонимый,
и луна цветет белым пламенем,
звезды светят алмазной россыпью
мне роняют слезы на локоны…
Каплет звездный плач по плечам моим,
на ступни стекает тонкой струйкою.

Конский крик по просторам проносится,
гонит в путь мои мысли тревожные,
топот серых подков
гул ветров степных
память мчится прочь испуганно…
И меня не догнать шепотом стрелы,
не догнать меня кованым клинком...

Я вдыхаю свободу с полевой пыльцой,
я вплетаю слова в песню звонкую,
я закрою глаза,
встав на стремена,
ощущаю я,
дрожь земли под копытами конскими,
тяжесть лунных лучей на плечах моих,
тень меча за спиной,
тихий свист плаща,
гривы колыхание...

Вижу мир на день пути вперед,
слышу мир в пении цикад,
знаю я судьбу по рисунку звезд:
Я как бог во всем могуществе,
я как конь, что мчит меня,
я как зов рожка,
я как битвы кровь,
как перо стрелы,
лезвие клинка,
блеск в глазах Врага,
Как предсмертный стон,
братская слеза,
Как могильный дым
с погребального костра,
я как память о себе самой.

Конь, домчи меня до конца времен,
Степь, прими меня на порог небес…
Знаю, что умру -
заржавеет меч.
Знаю, что вернусь
искрою души.
А пока я мчусь
наперегонки
с собственной судьбой.

© by Лис
________________________________
________________
Рассекали ятаганы,
полубезумный мрак ночи,
пурпуровым густым туманом
окроплялись мечи…
Пальцы, что привыкли к струнам,
натянули тетиву…
Трепеща, стрела сверкнула,
Был – и нет уж наяву…

Оееееее… В бой,
те, кто все еще со мной…

Смерти вкус и смерти запах -
раздирает горло крик.
Смерть свою увидишь в латах
на один короткий миг…
Ты забудешь и о боли -
боль чужую ощути,
Ничего не бьется боле
в окровавленной груди.

Оееееее… В бой,
тот, кто все еще живой.

Над землей поникли стяги,
став надгробием могил,
Скоро скальды сложат саги,
о тех кто пал и победил…
Скоро вдовы слезно встретят,
на щитах своих мужей,
И никто и не заметит
Раны от моих ножей…

Оееееее… В бой…


© by Лис
________________________________

Бессонная ночь впереди…
я гляжу сквозь искусственный свет.
слышу ноты ми-до-ре-си,
и печатаю слово «гляжу».
А теперь, притронувшись к Эр,
вывожу только слово «рассвет».
Рифмы нет, я за ней не слежу,
рифма к слову «рассвет» - просто «бред».
Так легко я рожаю стихи!
Так легко только кошки плодятся…
Ну а ты, мой читатель, терпи,
а гляди, мои строки сгодятся…
Я не буду слова смаковать,
пожую и глотну как микстуру.
(Нет, не думай, что я продолжать
буду рифмой «похожа на дуру»…)
Нет, я пошлость ничуть не люблю
просто время пронзительно скучно,
(здесь добавлю три слова и «лю»)
объясню популярно-научно:
ненавижу
швыряться словами
попусту,
но надобно ночь скоротать.
Стих окончен.
Пятнадцать минут позади.
Мне осталось еще семьсот двадцать.
Буду я коротать их один…
(иль одна… Мы, поЕты, и пола не знаем)
буду дальше по клавишам клацать.

© by Лис

Падает снег, тихим шепотом гор,
Раскрасит рассвет красной краской узор.
И станет пурпурной река,
Несущая в водах тела
Убитых мною врагов.
А в небе застыла звезда,
И я закрываю глаза,
Чтоб не видеть - как падает снег,
Как красным становится след,
На месте последнего боя...
***
На моей могиле,
Крест из ясеня.
На моей могиле,
Солнце светит ясное.
Я пойду по полю,
Косу распущу по ветру.
Заплету я травы,
И цветы навечно.
И Великим словом,
Закреплю печати.
Не печальтесь люди,
Поите песню Плача.

Вот небольшой отрывок, из нашего рассказ, пишём в соавторстве, с моей леди, все кто хочет узнгать продолждение стучите в асю пришлю...



Эльфийское предание о Наследнике.

Четверо молодых, крепких парней сидели за круглым столом, у каждого был
карандаш, которым время от времени они что-то чёркали, рисовали на листах
белой бумаги. Поодаль в тени сидел ещё один парень, он вдумчиво вчитывался
в листы бумаги, перебирал их, делал пометки. В центре стола стоял
светильник, от него исходил красный, мягкий свет, который плавно
растекался по столу. В комнате стоял прекрасный запах свежей вишни. Под
столом тихонечко работал компьютер, как бы нехотя нарушать своим шумом
столь прекрасную обстановку.
—Ирдис, — окликнул его один из парней из-за стола, — ты скоро
Сидевший в тени встал, его лицо осветил свет лампы, большие (такими они
казались в полумраке), глаза двойственно смотрели на стол, где сидели
парни, он был одет в чёрную рубашку, манжеты были расстёгнуты, на плечах
лежали его волосы, цвета седины.
—Да, конечно, я готов, можем начинать, — негромким голосом прошептал Ирдис,
— Вы готовы?
Каждый медленно кивнул, ещё раз проверив всё ли у него готово.
—Тогда начинаем, — торжественно произнёс Ирдис, добавляя к речи изящный
жест.
Перед вами раскинулся прекрасный чарующий мир, вокруг растут деревья,
где-то поодаль кричит фазан, наши герои идут по тоненькой дорожке друг за
другом, внимательно смотря по сторонам, как вдруг погасло солнце. Все три
парня сделали удивительный вид. На встречу им выскочил тролль, он махал
кинжалом в тёмном свете исходя слюной и желчью, глаза сверкали…
…вдруг раздался звонок. Один из парней вышел из комнаты, подошёл к
телефону, посмотрел на табло телефона и крикнул:
—Ирдис тебя к телефону, скорее всего твои старые.
Ирдис положил листы бумаги на стол и пошёл к телефону, точно его домашний
телефон. Ирдис поднял трубку:
—Нет, - сказал он
—Что нет, ты, что на часы не смотришь, — проорал голос из трубки, это был
его отец, он орал почти всё время, по всяким пустякам, орал и сейчас.
Ирдис это слушал уже шестой год.
—Слушай что тебе надо, — тихонечко спросил Ирдис.
—Да ну тебя, можешь вообще домой не приходить, да ты вообще нам не нужен,
ты вообще только обуза для нас, — прокричал отец и бросил трубку.
Ирдис положил трубку, и довольный пошёл в комнату, где разливался мягкий
красный свет.
—Итак, продолжим, — весело сказал Ирдис
—Я думаю, на сегодня хватит, — отцовским голосом сказал Найгован.
—Мы только начали!? — удивился Ирдис.
—Да ладно, вообще всем нам пора домой, — откровенно проговорил Арталенг.
—А-а-а-а-а-а-а да ну вас, гары яно усё гарам, — обижено проговорил Леган и
пошёл одеваться.
Ирдис плюхнулся в кресло, к нему подсел Найгован:
—Да будет тебе Ирдис, ну не отыграли настолку, и что? Отыграем после, не
стоит грустить, пошли лучше в ночной магазин, купим там вина?
Уже предвкушая вкус вина, бредил Найгован, но его вернул Ирдис:
—Я вино, пиво, водку не пью, сколько можно повторять?
—Ну, да, только самогон, или виски, — парировал Найгован.
—Ай да ну тебя, а вообще я думаю, что все тихо сошли с ума, — задумался
Ирдис.
—Ну ладно пошли, довезу тебя, — говорил Найгован, вставая с подлокотника
кресла.
—Да не надо, я сам доеду, транспорт ещё ходит, — грустно сказал Ирдис,
выходя из комнаты.

aicaran
Хороший рассказ. Простенький, но сильный


Ладно, разбавлю-ка я тему некоторой дозой псевдонаучной фантастики.


ВЫХОД


It's the cowardice that pulls you under
And takes you to the end,
where it begins
Release,
the world is waiting on your arrival
Close your eyes, as we witness another
bullet ride

In Flames "Bullet Ride"


Язык, на котором говорил этот высушенный годами старик, когда-то был английским, но теперь Мик с трудом разбирал отдельные слова.
Деревня ничем не отличался от обычных "диких" поселений. Отрезанные от остального мира радиоактивными полям, обвалами, а иногда просто слишком большими расстояниями эти люди постепенно опускались до полудикого состояния. Обычно они обосновывались на руинах какого-нибудь города, обживая разрушенные дома. Но не всем так везло. Этому племени для жилья достались два огромных ангара или барака формы разрезанной вдоль бочки. Остатки базы? Время, ржавчина, кислотные дожди проели в стенах и крышах огромные дыры, которые эти люди заделали, как могли – где-то шкурами, где-то пластиком, где-то деревянными досками. Землю вокруг ангаров занимали разделенные плетеными оградками огороды с какой-то чахлой зеленью.
Мика сопровождал старик-шаман. Чуть позади шли примерно с дюжину воинов. Вся одежда дикарей состояла из куска собачьей шкуры или грубого полотна вокруг бедер, да несметного количества веревочек с вплетенными разноцветными кусочками стекла или пластика. Больше людей видно не было – очевидно все спрятались, завидев чужака.
Бараки остались шагах в двадцати позади, когда старик остановился и что-то резко каркнул.
Засыпано было на совесть. Даже с верхом.
Мик расстегнул кобуру, подошел к старику и аккуратно, без резких движений, вытащил револьвер.
- Слушай, папаша, - он протянул револьвер шаману, - Я дам тебе это, а твои парни раскопают этот курганчик. Идет?
Подарок был более чем щедрым – огнестрельное оружие вообще стало редкостью, а у воинов не было даже корявого лука – только копья, дубинки да камни. Однако старик злым, резким движением оттолкнул руку, и что-то быстро заговорил, показывая то на деревню, то почему-то на землю. Воины за его спиной глухо забормотали, покрепче взялись за оружие.
- Что тебе на этот раз не так? – Мику это все сильно не нравилось.
Несмотря на револьвер и автомат за спиной, ему не хотелось связываться с дюжиной способных в мгновение озвереть дикарей. Копье в умелых руках убивает не хуже пули и Мик не сомневался, что руки у этих парней умелые.
Старик неожиданно резко для своего возраста присел на корточки и разгреб ладонью слой пыли на земле. Обнаружился толстый металлический ободок. Старик продолжал работать ладонями.
Вскоре из-под песка показался круглый люк, примерно метр в диаметре. Створки плотно сходились посередине. Дикари наблюдали за действиями старика с плохо скрываемым волнением, почти страхом.
- Похоже на вентиляцию или что-то в этом роде, - сказал Мик, - Ну и что с того?
Старик показал пальцем на люк, потом на ангары и окружающие холмы.
- Ну и черт с вами, - Мик повесил автомат на грудь и стал расстегивать пряжки рюкзака, освобождая короткую саперную лопатку, - Сам управлюсь.
Впрочем, скоро он снял и автомат и куртку и увешанный снаряжением пояс. Работа оказалась не из легких. Сначала дикари наблюдали за ним, потом постепенно разошлись, оставив его одного.

Тонкие перистые облака уже покраснели в предзакатных лучах, когда лопата пробила земляной пласт и провалилась в пустоту. Мик рывком выдернул ее обратно и просунул руку в образовавшуюся дыру. Пальцы нащупали гладкий холодный металл. Мик с удвоенной силой заработал лопатой, теперь вместе с землей из ямы летела мягкая древесная труха. Туземцы сначала закрыли люк деревянной крышкой, а потом забросали землей. За добрый десяток лет дерево прогнило настолько, что крошилось лопатой не хуже рыхлой земли. Наконец тускло блеснул металлический край люка и первые ступеньки уходящей вниз лестницы.
- Не скучайте, скоро вернусь, - бросил Мик в сторону дикарской деревушки и стал собирать раскиданные вокруг ямы вещи.

Спускаться пришлось осторожно – изъеденная ржавчиной лестница жалобно скрипела, а до пола было не меньше пятнадцати метров. Мик с облегчением вздохнул, когда коснулся ногами эластичного покрытия пола. Развернул в зеленоватом свете химического осветителя нарисованную от руки схему.
План подземного хранилища попал в руки маленькой бандитской шайки случайно. Нашелся в кармане куртки, снятой с еще теплого трупа бродячего торговца. Если в хранилище еще не успели побывать раньше – это означало баснословную добычу. Продукты, медикаменты, может даже оружие. На радостях никто даже не потрудился хорошенько изучить план-схему. Никто, кроме Мика. Именно поэтому он спустился через люк аварийного выхода, в то время как остальные все еще отмахивали огромный крюк, чтобы добраться до главного входа.
- Главное – вовремя подсуетиться, - пробормотал Мик, доставая фонарик. Круг света выхватывал из темноты покрытые плесенью стены, наглухо закрытую дверь, встроенную стену компьютерную консоль. Ее-то нам и надо. Мик нажал пару кнопок – экран остался по-прежнему безжизненно черным. Этого следовало ожидать. Мик вытащил из сумки тяжелый кубик батарейки и вставил в специально для этого предназначенный разъем сбоку консоли. На экране вспыхнула яркая заставка, забавный мультяшный человечек радостно замахал ему рукой из кабины автопогрузчика. Меню оказалось довольно простым и Мик быстро добрался до раздела управления энергоснабжением.
- Внимание, - вспыхнуло ярко-красным цветом предупреждение, - Ручная настройка требует профессиональных навыков. Начинающим пользователям рекомендуем воспользоваться автоматическим режимом.
- Не вопрос, - Мик стукнул по нужной кнопке.
И хранилище стало оживать. Вспыхнули белым светом лампы над головой, зашумели, разгоняя многолетнюю пыль, вентиляторы, загудела вода в спрятанных внутри стен трубах.
Из комнаты, куда спустился Мик, вели две двери. Одна уходила в маленький закуток с забранным плексигласом оконцем – операторскую или комнату охраны. От времени пластик потускнел и оплыл, разглядеть, что там внутри было невозможно.
- Черт с ним, потом гляну, - буркнул Мик и шагнул к другой двери. Сработал фотоэлемент и закрывающая проход створка поднялась вверх.
За ней оказался длинный пустой коридор. Мик бодро шагнул через порог, все-таки перевесив автомат на грудь. Так, на всякий случай. Пластиковое покрытие на полу от времени высохло и затвердело, звук шагов гулко катился дальше по коридору, отскакивая от бетонных стен.
Неожиданно лампы погасли и Мик оказался в полной темноте. Точнее, не совсем полной. На полу вокруг него загорелся красный квадрат – примерно полтора на полтора метра.
- Вы незаконно вторглись на территорию, принадлежащую армии Соединенных Штатов Америки. Пожалуйста, оставайтесь в пределах красного квадрата до прибытия сотрудника службы безопасности, - холодный синтезированный голос звучал, казалось, отовсюду.
На противоположном конце коридора зажегся свет и Мик заметил в полу круглый люк – вроде того, что видел в деревне. Створки бесшумно раздвинулись, выпуская низенькую круглую башенку. Спереди башенки торчал короткий ствол на подвижном шарнире.
- В случае нарушения границ квадрата, вы будете уничтожены автоматической системой безопасности.
Мику приходилось слышать о таких системах. Автоматические турели, снабженные лазерными излучателями, способные в секунды нарезать человека ломтями. По спине пробежал гаденький холодок. Мик сел на пол и стал ждать.
Прошел час. Слабая надежда, что хранилище обитаемо испарилась.
- Эй, железка! - крикнул Мик в темноту, - я тут единственный живой человек! Никакая безопасность уже не придет!
Машина молчала. И тут Мик понял. Он никогда не сможет выбраться из этого квадрата. Пройдут дни, недели, месяцы. Годы. А эта турель так и будет сторожить его высохший труп, ожидая давно мертвых и сгнивших в земле охранников.
- А хрена лысого, - процедил Мик, вскидывая автомат. Металл башенки откупился глухим стуком, а руку пронзила резкая боль. Омертвевшие пальцы выронили автомат. Невидимый глазу луч прожег куртку, мышцы и кость, оставив в предплечье аккуратную сквозную дырочку.
- При повторной попытке нанести ущерб собственности армии Соединенных Штатов Америки вам будет нанесено более тяжелое ранение. После третьей попытки вы будете уничтожены.
Последний шанс. Все или ничего. Мик отцепил от пояса гранату и рванул зубами чеку. Начиненный фосфором снаряд взорвался у самой башенки, больно ударив по глазам даже сквозь крепко зажмуренные веки, но Мик уже вслепую бежал обратно к двери. Перед глазами плясали разноцветные пятна, издевательски медленно ползла вверх стальная створка. Согнувшись в три погибели Мик протиснулся под створкой, споткнулся, упал, откатился в сторону. Створка дошла до верха и поползла вниз. Но закрыться не смогла, уткнувшись в плотную подошву ботинка. Нога, чисто срезанная у бедра лежала поперек прохода. Высокотемпературный луч прижег рану, кровь едва сочилась сквозь бурую корку.
Но Мик еще не чувствовал боли. Он лежал на спине и смотрел на тусклую сталь, которая теперь закрывала лестничный колодец.
Встать удалось с трудом, опираясь на стену. Консоль уже ничем не могла помочь – на экране горело лишь окошко для ввода пароля.
Закуток. Может там есть запасной пульт. Или хотя бы аптечка. Опуститься на колени. Шок медленно проходил, боль начала обволакивать разум, волнами поднимаясь по обрубку. Единственная нога подломилась, Мик рухнул на пол. Неизвестно, сколько он был без сознания, но судя по луже крови на полу – недолго. Оставляя на полу кровавую полосу Мик пополз к двери. Она открылась автоматически.
Охранник был на месте. Он был на месте уже не меньше ста лет. Запертый на своем посту отказом энергосистемы, или еще какими-то причинами, он пытался найти выход. Он боролся за жизнь, как умел. Но пули оставили на сверхпрочном плексигласе лишь неглубокие белые выбоины. Он боролся за жизнь и как не умел. Пульт управления был раскурочен, наружу торчали бесчисленные разноцветные проводки. Кое-где они были разорваны и соединены заново. Но бесполезно. И тогда человек воспользовался последним возможным выходом – сквозь сорванный пулей затылок.
Рука сама нащупала рукоять револьвера.
- А на вкус металл почти как кровь, - успел подумать Мик, перед тем как нажать курок.

Компьютер хранилища продолжал восстанавливать контроль над системами. Расположенные на поверхности сканеры показывали наличие на территории базы большого числа нарушителей. Компьютер послал запрос дежурным операторам, но ни один не ответил. Впрочем, компьютер мог действовать самостоятельно. Через два часа запуститься главный реактор, обеспечивающий энергией внешние охранные системы.

Вот и мне захотелось о себе заявить,
Может я не права и не смеет этого быть?
Но выложу сторчку, а затем и еще,
Может будет здесь точка? Это сердце мое...

Простите за столь неожиданный приход, но я здесь, и первое, что выше написано, не стихотворение, а эпилог...

Что окрыляет нас?

Как призрачными крыльями моего дракона,
Ты напоила небо сладострастным стоном.
Взмывая в вышину небес средь облаков,
Ты плакать научилась, но без слез.

Когда на Землю опускаются дожди,
Ты средь небес танцуешь, говоря мне: "Жди!".
А я, как бедный странник у дорог,
Ищу Свой дом, что бы войти на Твой порог!

Когда найду, увижу ли тебя?
Наверно нет, ты в небесах всегда...
Но я взлечу, задам вопрос: "Что окрыляет нас?!",
Ответишь ты: "Конечно же, Любовь!".

Как на небе появляются звезды.

Кровавым плащом укутались облака,
Лучами закатного солнца объяты,
Но только песня твоя унеслась в небеса,
Где крыльями к звездам поднят я.
И если на землю прольются дожди,
Знай! Это были горечи слезы.
И если разбитыми стали мечты,
Значит, звезда потускнеет в ночи.

Льдом покрывались сердца одиноких,
Брошены камнем в пучину тела,
Небо раскинулось морем безбрежным,
Канули в нем все мечты для меня.
Взор твой ловил я, пустынный и хладный,
Бился о камни, крыла обломав,
Шефство твое по пустынным пескам,
Я проходил без воды пития.
Голос однажды знакомый услышал,
Все свои силы я бросил вперед!
Вижу – грустишь ты, - «Но что же случилось?»
Ты отвечала, - «О, горе мое!
Я влюблена, но не любит меня он!»
«Ты же не видишь, как любят тебя…?»
«Он не заметит!»… «Нет, не заметит…»
«Ну что ты стоишь, помоги!». Отвечал я, -
«Не буду». «Ты не поможешь?»-
И горькие слезы из глаз полились.
«Нет» - отвечал я. Сердца стук остановлен,
Крыла несут в поднебесную мглу...

Так, каждый раз, сердца стук обрывался,
Как ты любимыми преданный был,
Новую жизнь, начиная с начала,
Яркой звездою в небе светил.

а вот теперь все. я высказалась...

Скрежет хрустящий, прорезавший грусть
Брызжет теплом, изрыгающим дуст
Режет скребком, собирающим кровь,
С бетона, скрипящую... может это - любовь?


Мир из стен, мир из холодных серых,
Мир из стен,
Криоген, душит моё сердце
Криоген...
Кровь из вен, горячая, липкая,
Кровь из вен...
Глюкоген...15 колёс, и всё забыто
Глюкоген...
Но вой сирен пробудит от любви дурмана
Вой сирен,
И дикий смех закончит испытанье,
Дикий смех!


Обида - горько затаенна,
И мысли угнетённые оставлены к ночи
Нет смысла накалять людей - у них веселье
Им не нужна твоя беда.

И манит город, под завесой грозной
В нём растворение, к нему - стремление уйти.
Но... ты толпою окружённый
Не можешь незаметно отойти....


Просто интересно узнать народное мнение))) а угнетённые они, потомуу, как и я ещё не до конца отделался от того состояния...

Очень прошу, оцените мое произведение
Все начинается с любви...
Твердят:
"Вначале
было
слово..."
А я провозглашаю снова:
Все начинается
с любви!..

Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребенка --
все начинается с любви.

Все начинается с любви,
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть --
родная
и вечная
сестра любви.

Все начинается с любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг --
все начинается с любви...

Весна шепнет тебе:
"Живи..."
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается с любви!


Темная мрачная комната. По центру комнаты стоит уютное кресло и маленький бумажный столик, вырезанный из дорогого дерева. Единственный источник тепла и света – камин. Огонь бросает тусклые лучи на нежные очертания женской фигуры. Золотые локоны переливаются ясным блеском. Игра света и тени придают ее восхитительной фигуре еще большего обаяния. Она стоит у окна и наблюдает за осенними каплями дождя. Это - Мария Де Инфернал. Женщина неописуемой красоты. Сколько уже мужчин пытались завоевать ее сердце. Но ее ум и хитрость не давала Марии выйти замуж. Она всегда умела познать настоящего человека, то, что скрывается за внешними обликами. С первого взгляд Мария видела недостатки любой особи. И поэтому она прославилась не только своей красой, но и как бы жесткостью.
С громким скрипом открылась тяжелая дверь. Медленно прошел высокий темноволосый мужчина с подносом в руках.
― Снова идет дождь… ― произнесла тонким, ласковым, но немного охрипшим голосом госпожа Мария. ― Это так ужасно, не правда ли, Эдвард?
― Да. Все вокруг такое мрачное и темное. И не скажешь, что всего четвертый час. ― ответил Эдвард. Он – единственный мужчина, который находился так близко с Марией больше двух месяцев. За два года он стал Марии Де Инфернал почти другом, хотя она все так же относилась к нему как к слуге. ― Может Вам зажечь свечи?
― Нет, спасибо, мне так больше нравится. А ты чего пришел?
― Вы же просили принести чаю с молоком и без сахара. – немного возмущенно ответил Эдвард.
― Ах, да! Прости. Я совсем забыла. Поставь на стол и иди отдохни. Мне нужно побыть одной…
― Что, снова думаете о мистере де Грулло? Про что на этот раз? Про то как его убить или как в гости пригласить? ― его дивная улыбка растянулась на лице, показав до слепоты белые зубы.
― Эдвард, не трогай меня! Ты всего лишь придворный! И ты не обязан посвящаться в мысли хозяина. Выйди, пожалуйста, и закрой за собой дверь.
― Как пожелаете… ― уже угнетенно ответил мужчина и быстро вышел за двери, чтобы не попасться на глаза рассерженной хозяйки. Он был немного расстроен и в то же время обеспокоен, ведь Мария, как правило, рассказывала почти все, про что она думает, и что ее волнует. А еще, сейчас она говорила с каким-то не уважением и не привычной для Эдварда интонацией…

«Господи, как мне надоел этот дождь! Когда он перестанет? Эта осень не такая, как я себе представляла… А что если он не придет? Если он побоится дождя и не придет? Это мой единственный шанс! Или я навсегда отпущу его и выплесну свою ненависть, или я останусь с ним и подарю ему всю скопившуюся во мне любовь.… Это мой шанс! Вечер решения моей судьбы! А что же я ему скажу если он придет? На чем же мне остановиться? Любовь… Ненависть… Любовь… Ненависть… Как же все сложно! Может все-таки выбрать любовь? А если он меня не любит? Господи, я прошу, помоги мне сделать правильный выбор! Любовь… Ненависть…Люб…»

У Марии собрались слезы в глазах. Как давно она плакала последний раз! Мысли так завертелись в голове, что она пошатнулась. Мария сама себе удивилась. Она ведь сильная, она не может вот так просто сломаться в расцвете ее жизни! Она никогда так не боялась сделать ошибку! Он была всегда уверена в себе! Что же с ней случилось? «Нет! Я не влюбилась! Я не поддалась этой страсти! Нет! Этого не может быть!» Мария пыталась внушить себе обратное, но сердце улетало к Луису де Грулло. Он был единственный мужчина, который скрыл свои недостатки даже от глаз Марии… Он произвел на ее непонятное впечатление. Жесткая женщина его возненавидела за то, что он был полностью недоступен для нее, за то, что он был лучше всех, и в нем было никому не свойственное совмещение хитрости, романтики, нежности и ума. Но она чувствовала, что только Луис достоин ее. Она не видела в нем эгоиста, не смотря на его редкое сочетание… А как он смотрел на Марию большими ярко-зелеными глазами. Она в первый раз за всю жизнь покраснела при встречи с ним. В нем что-то было, чего не было ни в ком.

Я сижу. Чего-то жду.
Может быть счастье,
Может – мечту.
И я сижу, все время жду,
Ведь я люблю…люблю…люблю…

«Нет! Я не люблю!!!... Или люблю? Я не знаю. Какая жалость! Хорошо, что никто не умеет читать мысли и видеть переживания человека! Спасибо тебе, Господи, что ты не дал такого дара людям!»
Она сидела, не сводивши с окна глаз. Мария уже не понимала, это капли дождя на стекле, или это она плачет… Она просидела двадцать минут, а казалось, что она сидит целую вечность! Она неуклюже поднялась и подошла к столику. Взяла чашку с остывшим чаем и снова подошла к окну. Она была полностью погружена в мысли и ничего не замечала вокруг себя. Вдруг она содрогнулась, услышавши вновь скрип дверей.
― Эдвард! Я же приказала не беспокоить меня! ― она сказала резко, пытаясь скрыть неспокойный голос.
― Простите, мадам, но к вам пришел Луис де Грулло. Он настаивает на встречу с Вами. ― Эдвард заметил, как вздрогнула Мария, услышавши имя Луис де Грулло. Но это было не от страха, а от какого-то иного чувства, может удивление…или радость, а может и то и то… ― Сказать, чтоб пришел завтра?
― Нет! – резко обронила Мария, потом, осознавши, что она выдает себя продолжила более спокойно и твердо, но все равно чувствовалась неестественность. ― Да… Ну… Пусть заходит… Мне необходимо с ним поговорить…
― Как скажете… ― вяло ответил Эдвард и беззвучно удалился из мрачной комнаты. Эдвард немного понимал, что происходит с его хозяйкой… И ему это совсем не нравилось…
Дворецкий зашел в прихожую и встретился с взглядом Луиса. Такой взгляд он видел впервые и не понимал, что он означает, но Эдварда это очень разозлило. Его душила острая ненависть. Он не понимал, что с ним происходит. Его взгляд горел враждебностью а душу царапали жестокие и злые коты.
― Проходите… Она вас ждет… ― сквозь зубы выдавил из себя Эдвард, но по прежнему смотрел в глаза Луису де Грулло.
― Спасибо, дружище ― улыбнулся Луис. В этой улыбке было что-то, что ужасно не понравилось Эдварду. Дворецкому улыбка показалась дьявольской и адской. А как прозвучало вот это «Дружище»! Эдвард еле сдерживал себя…
Все так же тяжело проскрипели двери. Тень мужского облика испугала Марию, которая не осмелилась повернуться и посмотреть на этого удивительного человека.
― Добрый вечер… ― начал Луис.
― Не очень-то он добрый. Здравствуйте. ― неспокойным голосом перебила его Мария и обернулась. На ее лице было видно беспокойство, радость и что-то еще… это невозможно объяснить словами...
― Может быть, и не добрый… Вы хотели меня видеть?
― Конечно, хотела! ― невольно воскликнула Мария. Луис загадочно улыбнулся. От этой усмешки девушка смутилась и опустила глаза. Ее щеки заметно покрылись алым румянцем. Но она ничего не сказала и дальше смотрела в пол. Она как будто забыла обо всем и нырнула с головой в свои мысли.
― Так о чем вы хотели со мной поговорить? – не выдержал Луис
― Присаживайтесь. Может быть чаю? – Мария пыталась уйти от темы. Луис что-то хотел сказать, но Мария перебила его. ― Эдвард!
― Да, госпожа? - он появился в дверях за секунду, как будто он стоял рядом и подслушивал.
― Будь добр, принеси нам с господином Луисом чай. – она повернулась к гостю. – Может, хотите чего-нибудь перекусить?
― Нет, спасибо, но… - начал тот, но девушка снова перебила его.
― У нас есть отличный пирог. Мы с Эдвардом его сами испекли. Прошу вас, не отказывайтесь! – она взглянула на Луиса добродушным и ласковым взглядом. Мужчина поймал это взгляд. Ему стало очень приятно, он даже незаметно смутился.
― Ну, раз готовили его вы, то, я думаю, стоит попробовать. – согласился Луис, после краткой паузы. Мария усмехнулась и быстро отвернулась от его взгляда. Она чувствовала себя неловко, и боялась снова покраснеть.
― Эдвард, принеси, пожалуйста, еще свечей. – Быстро проговорила Мария, словно боялась, что не успеет сказать что-то очень важное.
Дворецкий покорно наклонил голову и ушел. Мария замерла возле окна в беспокойном ожидании. Гость все так же сидел в кресле и не сводил с девушки глаз. Она чувствовала этот тяжелый взгляд, но не осмеливалась обернуться. Пять минут длилась оглушающая, тревожная тишина.
― Так о чем вы хотели поговорить? – прервал тяжелое молчание Луис. Мария вздрогнула от неожиданности.
― Я? Ой… О чем?... – запинаясь, пробормотала Мария. Она выглядела взволновано и испугано.
― Да. Вы сказали, что очень хотите со мной поговорить. – молодой и красивый мужчина встал и медленно подошел к Марии.
― О… - девушка не знала что сказать. Она, не моргая, смотрела в пол. С каждым шагом Луиса ее сердце стучало все быстрее и громче. Вот он подошел совсем близко. Он взял ее за руку. Она почувствовала его нежные теплые губы. И Мария уже ничего не слышала и ни о чем не могла думать… Только о нем… Она полностью забылась и ничего уже не понимала, только то, что ее любимый мужчина теперь рядом…

На лентах сейсмографов
стала видна
нервная полоса...
(Два человека --
он и она --
глядели
друг другу в глаза...)
Реки набухли.
Народ бежал
и жмурился от тепла.
Кто-то кричал:
"Пожар! ..
Пожар! .."
А это
любовь была.

Луис ощущал безграничную радость. Он продолжал целовать ее холодную, но, тем не менее, нежную руку. Он любил Марию… Любил глубоко и нежно, как никого еще не любил. И не просто любил, а боготворил ее. По началу он старался подавить в себе любовь, но страсть была непобедимой. И вот он стоит рядом с той, которая снилась ему по ночам и занимала все его мысли…
«Я люблю его… Мы навсегда вместе!»- твердила про себя Мария, глядя в его влюбленные глаза.
«Я люблю ее… Я не отпущу ее. Мы вместе навсегда!» - все крепче сжимая ее руку, твердил про себя Луис…

Стояли мы. И сказочное диво,
Простерши крылья, будто над детьми,
Шептало мне: «Возьми ее, счастливый!»
Шептало ей: «Себе его возьми!»

А за окном снова была весна….







Любить, значит видеть чудо, не видимое для других.
(Франсуа Мориак)

а можно я? в литературном салоне, не помню, выкладывала ли ентот опус.

ИСПОВЕДЬ УСТАЛОГО ГОРОДА

Новый день наступил неожиданно. Просто взошло солнце, и оказалось, что на сон и времени-то нет. Опять не удалось спокойно отдохнуть. Люди деловито снуют по улицам и не знают ровным счетом ничего: ни о смерти, ни о любви, ни о прощении. У каждого свои заботы, которые кажутся глобальными, а на самом деле оказываются ничего не значащими. Они попирают подошвами плавящийся на раскаленном злобном солнце асфальт, вдыхают смог, медленно плывущий по улицам, и дым горящих лесов, но не слышат крика о помощи, который оглушителен и беззвучен. Они прячутся в бетонных коробках и ограничивают себя глупыми условностями, и лишь единицы способны и в восемнадцать, и в двадцать девять лет, пусть даже удостоверившись, что никто не видит, прыгнуть во всепоглощающем восторге в середину огромной лужи, как в детстве. Люди губят сами себя, просто потому что они есть.
Солнце медленно катилось по небу, похожее на ухмыляющийся блин. Достигнув пика небесного купола, оно безо всякой жалости обрушило испепеляющие лучи на далекий провинциальный город, который лишь устало вздохнул и прижался к милосердной земле, ворочавшейся под асфальтом и брусчаткой. Город этот был еще молод, правда, не по людским меркам: ему было чуть более ста лет, за которые он столько всего перевидал, что хватило бы и на десять веков. Ему одинаково дорог и важен был и начальник всех горожан, и главный богатырь, и безродный, забытый всеми победитель драконов, и хитрый фокстерьер – гроза крыс в центре, и эти самые крысы, и муравей, у которого прохудились башмаки, и желтый пушистый одуванчик, и старый уважаемый тополь в парке. Он всем дарил свою любовь, но не все эту любовь понимали и принимали. Начальнику горожан хотелось всего и сразу, и непременно в лучшей упаковке, хитрому фокстерьеру нужен был хозяин, но не любой, а тот самый, которого однажды увезли на машине с мигалкой, а старому тополю хотелось, чтобы его просто оставили в покое.
Солнце, наконец, устало и начало медленно скрываться за домами. Город расправил плечи. Люди так и не попрятались в свои бетонные домики, а, наоборот, повылазили на улицу и потянулись к реке, такой же гордой и беззащитной, как город, но значительно более древней. С обреченной покорностью город пошире распахнул усталые глаза. Эта ночь будет такой же бессонной, как и все прочие…
Снова наступало утро. Часы на самом центральном магазине били пять, их удары похожи были на обратный отсчет: пять… четыре… три… два… один… Пуск.